Итак, в той мере, в какой Римская Церковь исповедует православную веру, она может быть признана Церковью соборной [471]. Можно отметить, что далее преподобный Максим выражается иным образом, когда говорит io6 общении с «Римским престолом и Вселенской Церковью Божией» (144А), указывая, что он связывает одно с другим именно потому, что он не идентифицирует последнюю исключительно с Римским престолом. Можно отметить также, что контекст указывает на то,, что определяющим в глазах преподобного Максима принадлежность к кафолической Церкви является исповедание правой веры [472]. Также, когда он пишет, что «Пирр отпал от всей святости, он, который по своей собственной воле поставил себя вне кафолической Церкви», он понимает это в том смысле, что именно отказом от православной веры (а не разрывом с Римом) тот поставил себя вне кафолической Церкви. Да-; лее преподобный Максим пишет: «Не дозволяется воздавать Пирру никаких почестей, ему, который недавно осужден и отвергнут апостольским престолом города Рима из‑за своего иноверия, до тех пор пока он не будет им принят обратно после того, как сам возвратится к нему (к престолу) или, скорее, ко Господу нашему Богу через благоговейную исповедь и православную веру [473], которой он и обретет освящение и именование, «святой»(144В) [474].
Ясно, с одной стороны, то, что определило разрыв в общении Пирра с Римской Церковью, есть его отказ от правоверия, а с другой стороны, то, что исповедание правой веры позволит ему восстановить это общение [475].
Итак, именно исповедание православной веры определяет общение с Римской Церковью, а не общение с Римской Церковью обусловливает правую веру. Воистину — и текст на этом настаивает — исповедание веры должно состояться перед кем‑то, кто обладает авторитетом и возврат в кафолическую Церковь должен быть провозглашен официально одним из ее предстоятелей, которые имеют власть отпускать грехи (делать это перед всеми остальными было бы «излишне и безрассудно»). Но здесь это ни в коей мере не вопрос о признании авторитета как такового, и то, что существовало искони, не есть возвращение ни к Римскому престолу, ни к папе, но через исповедание правой веры есть возвращение к Самому Христу [476], Который есть Начало и Высшее Правило веры и единства с Церковью, поскольку в ней есть само Его Тело[477]. Кроме того, послание преподобного Максима всецело вписывается в догматическую перспективу; его направленность полностью определена тем фактом, что Пирр избрал иноверное мнение, и в послании постоянно имеется в виду возможность его возвращения к правой вере[478].
В этом тексте находят, главным образом, одно из наиболее сильных утверждений, которое никогда не высказывалось на христианском Востоке, о преимуществе авторитета Римской Церкви. Преподобный Максим не ограничивается тем, что называет Рим апостольским престолом (в связи с основанием Римской Церкви апостолами Петром и Павлом, поскольку они здесь пребывали, учили, претерпели мученичество, и здесь же находятся их гробницы[479]. Он представляет Римскую Церковь как ту, которая «получена от Самого Воплотившегося Бога–Слова, а также и от всех святых Соборов, согласно канонам и священным определениям, и обладает во всем и для всего, опираясь на все святые Церкви Божии по всему пространству земли, господствующим значением, авторитетом и властью вязать и решить». Текст позволяет утверждать, что исключительные права, признаваемые преподобным Максимом за Римской Церковью, являются следствием ее особых отношений с апостолом Петром и получены в силу слов, адресованных ему Христом. Обозначение Христа как «Воплотившегося Бога–Слова» довольно распространено у преподобного Максима, но нет ни малейшего сомнения, что оно употреблено им здесь для того, чтобы придать его утверждению более торжественный тон и отметить Божественный фундамент этих исключительных прав. Тем не менее, как это отмечает F. Dvornik[480], преподобный Максим еще более настаивает на соборном и каноническом происхождении этих прерогатив[481]. Он высказывает себя здесь более близким к восточной точке зрения, нежели к западной [482]. Это последнее утверждение, на самом деле, более бесспорно в глазах Востока, чем ссылка на Евангелие от Матфея (Мф. 16, 16—19), чей текст всегда вносил раздор между экзегетами и которую латиняне начиная с III века извлекали, преподнося в том смысле (в каком потом последователи викариата святого апостола Петра усматривали фундамент божественного права), по отношению к которому члены Восточных Церквей выказывали себя по меньшей мере сдержанно.
471
Мы подробно покажем во второй части третьей главы, что для преп. Максима соборная Церковь есть Церковь, созданная Христом на основе правого исповедания веры, и что всякая Церковь отождествляется с ней постольку, поскольку она исповедует православную веру. Кафолическая Церковь же не есть ни единственная лишь Римская Церковь (в отличие от того, как пытаются обозначить ее, играя словами (католическая), ни Церковь вселенская, понимаемая как совокупность Поместных Церквей.
475
Концепция, согласно которой лишь исповедание православной веры определяет принадлежность к соборной Церкви, содержится в Диспуте с Пирром. См.: Диспут с Пирром, с. 237.
476
Интерпретация V. CROCE: «Вернуться к Римскому престолу — это вернуться ко Христу» (Tradizione е ricerca. И metodo teologico di san Massimo il Confessore, p. 120) меняет направление мысли преп. Максима ради более поздней латинской концепции папства, по которой папа считается викарием Христа.
478
См. полный текст в: MAXIME LE CONFESSEUR, Opuscules thЈologiques et potemiques, Paris, 1998, p. 186–190.
481
Первенство чести Римской Церкви неявно признано 3–м каноном I Константинопольского Собора (381 г.): «Константинопольский епископ да имеет преимущества чести (та яресфеТа xffe пцтф после Римского епископа, поскольку этот город есть «Новый Рим»» (Деяния Вселенских Соборов, часть вторая, СПб, 1996, гл. 28, с. 142). Халкидонский Собор (451) подтвердил это, закрепляя в своем 28–м каноне 3–й канон I Константинопольского Собора: «Ибо и престолу Древнего Рима отцы прилично дали преимущества, потому что он был царствующий город. Следуя тому же побуждению, и 150 боголюбезнейших епископов предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима, справедливо рассудив, чтобы город, почтенный царским правительством и синклитом и имеющий равные преимущества с древним царственным Римом, был возвеличен, подобно ему и в церковных делах, будучи вторым по нем» (Деяния Вселенских Соборов, часть вторая, СПб., 1996, гл. 28. с. 142). Можно найти более позднее утверждение в статье CXXXI императора Юстиниана: «Мы постановляем, следуя решениям Соборов, что святейший папа древнейшего Рима есть первый из всех священников и что блаженнейший архиепископ Константинополя, нового Рима, занимает второе место после святого апостольского престола старшего Рима, но с первенством перед другими кафедрами» (Corp. jur. civ., 6d. Kroll, t. Ill, p. 655). Толкование этих канонов ставит определенное количество проблем, и остается трудно определить, в чем именно состоит первенство (или преимущества) «чести», что является вопросом. См.: J. MEYENDORFF, «La Primaut6 romame dans la tradition canonique jusqu'au concile de Chalc&loine», Istina, 4, 1957, p. 474–481; F. DVORNIK, Byzance et la primaut<5 romaine, p. 9–84 W. de VRIES, Orient et Occident. Les structures ecctesiMes vues dans l'histoire des sept premiers conciles oecum^niques, Paris, 1974; K. SCHATZ, La РптаШё du pape. Son histoire des origines 4 nos jours, Paris, 1992; A. de HALLEUX, «La Coltegialitg dans l'Eglise ancienne», Revue thfologique de Louvain, 24,1993, p. 433^-54; O. CLEMENT, Rome autrement, p. 33–64. P. MARAVAL, Le christianisme de Constantin й la conquete arabe, Paris, 1997, p. 204–213.
482
С конца IV века на Западе считалось, на самом деле, «принятым, не в силу соборных решений, но в силу установления Господа, что Римская Церковь имеет первенство среди других Церквей» (К. SCHATZ, La PrimautЈ du pape. Son histoire, des origines a nos jours, p. 57).