На этот раз пр. Симеон признает необходимость защищаться письменно. «Он набрасывает первую апологию… всего себя приготовив на смерть за доброе дело. Немного времени, и снова мой Симеон приводится от места своих подвигов на судилище. Сражение словами вновь начинается, очень сходное с прежним» [122]. Апология пр. Симеона, как нас осведомляет Никита, «читалась посреди святого синода достаточно часов … (епископы), не будучи в состоянии … ослабить силу его слова, встали со своих тронов, с языками, связанными безгласием, заочно осуждают праведника и приговаривают к изгнанию» [123]. Приговор патриарха и синода был быстро приведен в исполнение. 3 января 1009 г., как мы уже сказали, «переплывши Пропонтиду близ нашего Хрисополя, увозившие блаженного причалили свое суденышко у некоего селения, называемого Палукитон, а он не имел с собою никаких совершенно вещей, время же было зимнее. И в пустынном месте, где стоит колонна осужденного дельфина, оставляют святого, покинув его совершенно одного и даже не удостоивши его пищи на один день, эти несочувствующие люди!» [124]
Никита рассказывает, что первое, что сделал пр. Симеон «на этом обрывистом холме», он возблагодарил Бога, с радостью за все, что ему пришлось перенести [125]. Далее, «сошедши на подошву холма и найдя там развалины молитвенного дома (εϋκτήριον) имени святой Марины, он вошел в него и воздал Богу молитвы девятого часа. Затем, отдавшись сначала маленькому отдыху, он угощает друга синкелла, как ученик Христов, следующим письмом» [126], текст которого Никита воспроизводит [127]. Чтобы сказать правду, под видом смирения и благодарности, оно имеет скорее саркастический характер. Так, во всяком случае, понял его синкелл и, чтобы отомстить, убедил патриарха приказать произвести обыск в монастыре пр. Симеона, чтобы найти там — как объясняет Никита — крупные суммы денег и другие ценности, посредством которых пр. Симеон совершал празднества в честь своего духовного отца. Может быть также, как нам кажется, синкелл искал рукописи пр. Симеона, которые хотел бы конфисковать. Как бы то ни было, служители синкелла ворвались в монастырь св. Маманта, ломая все и захватывая книги и одежды пр. Симеона, не найдя, однако, никакого сокровища [128]. Пр. Симеон пишет тогда синкеллу второе письмо, в том же духе иронической благодарности, в котором упоминает, что вот уже семь лет, как он терпит его преследования [129]. Вместе с тем, он умоляет Христа, «свет мира», даровать ему видеть Его, «имеющему сердце наполненное злами жизни из–за многих скорбей и зависти, причиняемых виновниками моего изгнания или, лучше сказать, моими благодетелями, моими владыками, моими настоящими друзьями, которым вместо злых дай, о мой Христос, благая, вечная, богатая и Божественная» [130].
Пр. Симеон не падает духом от случившегося. Он получает в подарок от своего духовного сына, Христофора Фагуры, молитвенный дом св. Марины, принадлежавший последнему, и устраивает там с его помощью маленький монастырь, где пребывает вместе с одним из своих учеников, последовавшим за ним в изгнание [131]. С другой стороны, многочисленные ученики и почитатели пр. Симеона в столице пришли в волнение. Пр. Симеон послал тогда патриарху книжку (λίβελλον), которая была отнесена ему сенатором Генесием, духовным сыном пр. Симеона. Книжка была прочитана на одном из заседаний синода, и патриарх, имевший во всем этом деле слабую и непостоянную позицию или, скорее, потому что он искал прежде всего мира в Церкви, согласился пересмотреть процесс пр. Симеона. Он также считался с общественным мнением. «(Патриарх), взирая на многочисленных и знаменитых людей, пришедших к нему, и уважая их известность, а также опасаясь, что подробности всего дела дойдут до императора и все закончится сильным для него порицанием, повелевает, чтобы (книжка) была прочитана в синоде… По окончании чтения написанного патриарх говорит властям и ученикам святого: «Что касается меня, преславные, у меня никогда не было дурного подозрения против господина Симеона… Но я не знаю, откуда и какое возникло разногласие между ним и синкеллом, и он выдвигал против него и его отца несметное множество обвинений… А то, что он пострадал с нашей стороны, так он это … пострадал не как ошибавшийся в догматах Церкви, но так как держался неизменно своей цели и, почитая отца, не переставал праздновать с блеском, а его обвинители волновались и ежедневно стужали нам, поэтому я удалил его из монастыря и из города. Теперь же, если он желает и послушается моих слов, он вновь станет господином своего монастыря, и я его рукоположу, с соизволения всего священного синода, архиереем в одной из высоких митрополий» [132].