Евхаристия — это свет, как и все, относящееся к Богу: «Христос Иисус, Спаситель и Царь всего, свет; Хлеб пречистой Плоти Его — свет; чаша драгоценной Его Крови — свет» [327]. Нужно поэтому видеть этот свет Божества во Святых Дарах, дабы причастие их было подлинным: «Не только в одном хлебе и в вине причастия, — говорит пр. Симеон, — дается отпущение грехов и приобщение жизни, но и в сопоследующем и смешивающемся с ними таинственно (μυστικώς) и неслиянно Божестве. «Таинственно» же называется потому, что Оно открывается не всем, но достойным вечной жизни, и делает видящих Его сыновьями света и сыновьями дня. Ибо не видящие света, хотя он и светит ясно, сидят во тьме» [328]. Слава Божия открывается в причастии, иначе оно не было бы достаточно для отпущения грехов: «А что крещения только не достаточно нам для спасения, — говорит пр. Симеон, сравнивая оба таинства, придавая при этом большее значение причастию, — но что и приобщение Плоти Иисуса и Бога и Его драгоценной Крови для нас более свойственно и необходимо, послушай то, что следует: «…Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем». Когда это произошло и мы были духовно крещены Всесвятым Духом … и воплощенное Слово вселилось в нас, как свет, через приобщение пречистого Его Тела и Крови, мы увидели Его славу, славу как Единородного от Отца. Рожденные Им … и от Него духовно, и когда Он вселился в нас телесно и когда мы вселились в Него сознательно, тогда, немедленно в то время, в тот же час, когда это случилось, мы увидели славу Его Божества, славу как Единородного от Отца, то есть такую, какую не имеет никто другой, ни ангел, ни человек. Ибо, как один Бог Отец, один Его Единородный Сын, так едина обоих слава, извещаемая и открываемая всем, кому Сын желает через исходящего Духа от Отца» [329].
Те, кто причащается без сознания этой благодати, не становятся причастниками Божества Христа. «А если ядущие Его Плоть, — говорит пр. Симеон, — и пиющие Его кровь имеют вечную жизнь по Его Божественному изречению, мы же, ядя их, не чувствуем ничего большего чувственной пищи происходящим в нас, и не получаем в сознании другой жизни, то следовательно мы приобщились простого хлеба, а не также и Бoгa» [330]. Божество видимо душевными очами: «Ибо если Христос Бог и человек, и Его святая Плоть не только плоть, но Плоть и Бог нераздельно, но и неслиянно, то будучи видимым по плоти, то есть хлебом, для чувственных глаз, невидимым же по Божеству для чувственных, Он созерцаем душевными очами. Поэтому Он говорит в другом месте: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем». И не сказал «в них пребывает и они в Нем», но «во Мне», то есть в Моей славе, в Моем свете, в Моем Божестве» [331]. Христос, следовательно, пребывает в Евхаристических дарах в двух природах, Божестве и человечестве, и их причастие, как повторяет много раз пр. Симеон, — сознательный акт: «Если мы считаем, что все это бывает в нас бессознательно и бесчувственно, кто сможет по достоинству оплакать наше бесчувствие? Действительно, никто» [332]. Пр. Симеон провозглашает блаженными тех, кто ежедневно причащается сознательно: «Блаженны ежедневно ядущие Христа с таким видением и ведением, как пророк Исайя уголь, ибо они очистятся от всякой грязи души и тела» [333].
В другом месте пр. Симеон настаивает на двойном характере причащения, чувственном и духовном, и говорит, что единственно сознательное причащение действительно и соответствует двум природам Христа. Он противопоставляет, таким образом, чувственные хлеб и вино духовным дарам (противопоставляя также Евхаристию другим церковным чинопоследованиям). «Вместо стола, наполненного изобилием яств, — говорит он в Нравственном Слове «О праздниках», — да будет тебе один хлеб жизни, не чувственный и видимый только, но в чувственном и через него ставший для тебя как чувственный и даваемый Сам Хлеб, сходящий с неба и дающий миру жизнь, ядущие который не только питаются, но и оживляются и, живые, как из мертвых восстают. Это для тебя наслаждением и пищею да будет ненасытной и неиждеваемой; вино же — не как это вино видимое, но кажущееся вином, а мыслимое Кровью Бога, неизреченным светом, несказанной сладостью, веселием вечным. Если ты будешь всегда достойно пить его, ты не возжаждешь вовеки, только чтобы это было в чувстве души, в готовности к миру ее сил» [334]. Сознание воистину есть условие действительности причастия: «Если в чувстве и знании, то ты достойно причащаешься; если же не так, во всяком случае ты ешь и пьешь недостойно. Если ты приобщился в чистом созерцании, чего ты приобщился, вот ты стал достойным такой трапезы; а если ты не стал достойным, ты не прилепишься, никоим образом не соединишься с Богом. Да не воображают недостойно причащающиеся Божественных тайн, что посредством их просто так прилепляются и соединяются с невидимым Богом. Этого не будет с ними никоим образом и никогда не будет! Потому что только одни удостаиваемые причастием Божественной плоти Господней откровения умным прикосновением невидимого Божества в умных очах и устах видеть и вкушать, познают, что благ Господь, ядушие и пьющие не только чувственно чувственный хлеб, но и Бога вместе с тем в нем, в двойных чувствах одинаковым образом питаемые одним видимо, а другим невидимо. Они соединяются двойному по природам Христу двояким образом, становясь Ему сотелесными и сообщниками славы и Божества» [335]. И пр. Симеон снова утверждает, что сознательное причащение есть единственно действительное: «Ибо так соединяются с Богом достойно и в знании и созерцании таинства ядущие от этого хлеба и пьющие от этой чаши благочувствительной душой и сердцем, а недостойно это делающие пусты от дара Духа Святого, питающие только тело, а не собственные души» [336].