Пр. Симеон прославляет поэтому таинство и полученный им дар — что он был удостоен держать существенно в руках своих Плоть Господа. В то же время он подчеркивает жертвенный характер Евхаристии. Все это в качестве личной исповеди: «Ты, неприступный серафимам, Творец всяческих, Создатель и Владыка, Ты не только видишь и говоришь со мною и питаешь, но и удостоил меня существенно Твою Плоть и держать и есть, и пить Твою всесвятую Кровь, излиянную для меня, когда Ты был заклан. И Ты соделал меня, которого Ты знаешь, служителем и литургом и таинником их» [341]. Причастие дает ему такую чистоту, такой свет, что он сам удивляется. Потому что мы не можем вынести видение Христа, «даже если веруем, что принимаем Тебя всего от Духа, Которого Ты даешь, о Боже мой, и пречистых Крови и Плоти Твоих, причащаясь которых, мы исповедуем, что нераздельно держим и едим Тебя, Боже, и неслиянно. Ибо Ты не приобщаешься тления или скверны, но преподаешь мне Твою нетленную чистоту, Слове, и омываешь скверну моих зол, и изгоняешь мрак моих грехов … и делаешь меня светом, прежде омраченного, и прекрасным меня двояко соделываешь, облистаешь меня сиянием бессмертия, и я поражаюсь и горю внутренне, желая поклониться Тебе Самому» [342].
Пр. Симеон озабочен парадоксальной антитезой «держимого–недержимого» и «видимого–невидимого», выявляемой Богом в причастии Его Тела и Его Крови, подаваемом Им нам без какого–либо принуждения. «Господь сказал, — говорит он, — что ядущие Его Плоть и пиющие Его Кровь в Нем пребывают, но и что Сам Владыка обитает в них. Говоря это, я провозглашаю Недержимого (άληπτον) держимым, и что в держимом теле находится Недержимый, и что совершенно Недержимый является держимым и видимым. И я не знаю, о несчастный, что в тех, в которых Ты хочешь, Ты существуешь, как чувственный, держимый и вместимый, и видимый Создатель. Но в нечистых, как я, и недостойных, Ты вернее боготворишь Твое чувственное Тело и Кровь и изменяешь его неизменно неудержимое и совсем несхватываемое, вернее же воистину пересозидая его в духовное, невидимое» [343]. Следовательно, пр. Симеон утверждает здесь, что евхаристические Тело и Кровь становятся для недостойных всецело духовными и потому неудержимыми. И он объясняет: «Как некогда, когда двери были затворены, Ты вошел и вышел, и как Ты стал невидимым из глаз Твоих учеников при преломлении хлеба, так и теперь Ты совершаешь хлеб и соделываешь Твое духовное Тело. И я думаю обладать Тобою, хочешь ли Ты или не хочешь, и я считаю, причащаясь Твоей Плоти, что приобщаюсь и Тобою, и настроен бываю, как святой, о мой Христос, как наследник Бога и Твой сонаследник и брат, и причастник вечной славы. Из этого, однако, я показываю, что я совсем бесчувственный» [344]. Как раз духовный характер причащения не позволяет недостойным действительно причащаться, и они не получают от причастия никакой пользы. Напротив, человек, очищенный покаянием и слезами, причащается обоженного Тела как Самого Бога и всецело обожается сам: «Ибо очистившись покаянием и потоками слез, — говорит пр. Симеон, — причащаясь обоженного Тела, и я становлюсь Богом неизреченным соединением. Смотри, какая тайна! Душа таким образом и тело … единое в двух сущностях. Итак, эти оба, единое и двойственное, причастившись Христу и испивши Крови, обеими сущностями, а также природами соединившись с моим Богом, становятся Богом по причастию и называются одноименно по Его имени, Которому они причастились существенно» [345].
С другой стороны, Хлеб и Вино причащения — это Святой Дух, как утверждает пр. Симеон: «Какой готовый хлеб или вино в мире, — это говорит Христос, — как Моя благодать, как Божественный Дух, как Хлеб жизни, который Я подаю, Мое Тело и Кровь, ядущим и пиющим чистым сердцем и верою несомневающейся, со страхом и трепетом, Меня умственно и чувственно?» [346] Это Хлеб, дающий бессмертие: «Это есть и Хлеб, оттуда (с небес) нисходящий, так что ядущие его совершенно никогда не видят смерти, ибо, будучи бессмертными, они навсегда будут всецело разоблачившимися от тления, облачившимися же в нетление, отбросившими смерть и прилепившимися к жизни. Они становятся нетленными и бессмертными и вследствие этого называются небесными» [347].