Монастырь был воздвигнут в местности, жители которой состояли не из одних только православных, но и из большого числа раскольников и даже иноверцев. Здесь вследствие заражения расколом многие из православных холодно относились к Церкви и ее уставам. Так что благоустроенная обитель имела несомненно важное духовное значение для местного люда. Как центр духовной жизни монастырь и видом своих храмов, и ежедневными богослужениями напоминал окрестным жителям о едином на потребу[17], то есть о благоугождении Богу и спасении души. Чувствами радости и умиления невольно наполнялась душа всякого, когда в праздничный день под торжественный звон колоколов начинали стекаться сюда богомольцы. Истовые монастырские службы при стройном пении и внятном чтении инокинь, их благочестивое житие по строгому чину, приветливая обходительность и участливое отношение ко всем, равно как и распространение по самым умеренным ценам, а иногда и даром, картин, образков, «троицких» и «афонских» листков — все это в совокупности производило на народ благотворное воздействие. Монастырские храмы всегда заполнялись народом. Особенно многолюдно было в праздничные дни. Среди них торжественными богослужениями отмечали 8 июля — день обращения Иверской общины в общежительный монастырь и 17 августа — день, когда Православная Церковь вспоминает святое Вознесение Матери Божией на небо. Накануне совершалось особо умилительное всенощное бдение, составленное применительно к богослужению Великой субботы по Иерусалимскому чину. Особенность его заключается в том, что к обычному праздничному последованию на день Успения Пресвятыя Богородицы на утрене после «Бог Господь» присоединяются особые тропари, которые поют тем же напевом, как и «Благообразный Иосиф». В это же время из алтаря исходят священнослужители в богатых облачениях, торжественно износя шитый золотом по бархату в виде плащаницы образ Успения Пресвятой Богородицы, и полагают его на уготованном для сего месте среди церкви. Сестрам и всему народу в это время раздавались свечи. По каждении плащаницы начиналось умилительное чтение Непорочных[18]. Глубокой молитвой пламенели в эти минуты сердца молящихся. Они стояли коленопреклоненными…
Три гостиницы при обители на четыреста человек, где паломники пользовались даровым приютом и сытной монастырской трапезой, также много способствовали привлечению богомольцев.
Деятельность Иверского монастыря не ограничивалась окормлением лишь людей православных, она простиралась далеко за пределы монастырских стен с единственной целью — противодействовать расколу, а также оберегать православно верующих от вовлечения их в ряды старообрядцев. Чтобы вести собеседования с раскольниками, нужна была специальная литература, и она закупалась на пожертвования. На средства обители в одном из неблагополучных сел была построена церковь-школа. Благодаря такого рода усилиям монашеской обители число раскольников, обращенных в православную веру, исчислялось сотнями.
А началось все со знакомства отца Варнавы (тогда еще послушника Василия) с уроженцем Выксы Димитрием Пивоваровым.
Сын православных родителей, Димитрий Пивоваров, вращаясь среди раскольников-беспоповцев, из которых состояла большая часть населения Выксы, и сам скоро совратился в раскол. Немало этому способствовала и его женитьба на дочери раскольника. Долгое время Пивоваров со всей своей семьей жил в казармах Лепешкинской фабрики, среди разгульного фабричного люда. От природы наделенный веселым и живым характером, он легко подчинился влиянию среды и до зрелых лет проводил жизнь свою безнравственно. Отпав от Православия и заглушив бесшабашным разгулом упреки совести, Димитрий совсем забыл Бога и целых семнадцать лет не появлялся в храме Божием. Но милосердный Господь заставил человека одуматься. Внезапно постигшее его горе — страшная смерть его семилетней дочери — (девочка упала с верхнего этажа казарм в огромное отхожее место и погибла) — настолько потрясла впечатлительного Димитрия, что он совершенно изменился, сделался задумчивым и печальным. Пробудившаяся совесть заставила его устремиться к Богу и в Нем едином искать утешения. Но пытливый ум Димитрия хотел знать достоверно, пребывает ли он в заблуждении относительно истинной веры или нет. Этот мучительный вопрос не давал ему покоя. И вот по совету и указанию добрых людей отправился он на богомолье в святую обитель великого русского подвижника Преподобного Сергия Радонежского, почитаемого даже и раскольниками. Из Лавры вместе с другими богомольцами Димитрий отправился в Гефсиманский скит, здесь-то и состоялась его первая встреча с тогда еще послушником Василием, о которой Димитрий рассказывал следующее: «Войдя в келлию, я остановился позади всех и со вниманием стал вслушиваться в беседы и наставления, которые давал духовник разным лицам. Признаюсь, я надивиться не мог его находчивости отвечать по нуждам всех и каждого. Говорил он очень просто, но так сильно и убедительно, что многие даже плакали от его слов. Все это меня крайне удивило, и я почувствовал к нему глубокое уважение. Прощаясь, старец стал давать каждому по маленькому кипарисовому крестику для ношения на шее. С таким же крестиком подошел он и ко мне и, подавая его, сказал:
— Вот и тебе на благословение, возьми.
— Благодарю, мне не нужно, — отвечал я и крестик не взял.
Этот отказ, видимо, озадачил старца, он устремил на меня долгий и проницательный взгляд. В смущении я опустил глаза.
— Послушай, если хочешь, останься у меня в келлии, мы с тобой побеседуем.
Все вышли, и мы остались вдвоем. Более трех часов продолжалась наша беседа. Что и как говорил он мне, не могу и передать теперь. Помню одно — весь в слезах вышел я из его келлии и до темной ночи одиноко бродил по монастырскому лесу. После слов скитского духовника страшной представилась мне моя прежняя жизнь, мое погибельное отступничество от Святой Православной Церкви. Всю ночь не мог я сомкнуть глаз. Так промаялся я до самого благовеста к утрене. С неизъяснимым ужасом и трепетом переступил я церковный порог. Мучившие меня мысли и здесь, в святыне храма, не давали покоя. Невыносимая тоска сжимала сердце. Но вот мало-помалу благоговейное служение иноков стало пробуждать мое внимание и утешительно действовать на мою страждущую душу. За утреней следовала ранняя литургия. Слушая ее, я плакал, но уже не от скорби и уныния, а от умиления и благодарности Господу Спасителю, обретшему Своей благодатью и меня, погибавшего в расколе. С этой минуты я твердо решился оставить навсегда мое прежнее заблуждение, и как будто камень тяжелый спал с моего сердца — так мне стало легко и отрадно. Еще не раз встречался я в тот свой приезд со старцем, укрепляемый его душевной беседой. Здесь же, в обители Гефсиманского скита, присоединен я был вновь к Православной Церкви и сподобился приобщиться Святых Христовых Таин.
Одно только меня смущало: между родственниками моими было много раскольников-беспоповцев, от которых за мое обращение в Православие насмешкам и оскорблениям конца не будет. Я даже решил на родину не возвращаться. Василий был иного мнения.
— Друг мой, — говорил он мне, — милосердый Господь по неизреченной Своей благости призвал тебя от тьмы к свету, от заблуждения к истине. А сколько, быть может, близких тебе и кровных коснеют еще во тьме пагубного заблуждения? „Несть добро отъяти хлеба чадом“[19], — сказал Спаситель. Поэтому возвратись к своим и всеми мерами содействуй их вразумлению и обращению в Православие. Ты боишься глумления их над собой и могущих быть от них неприятностей. Но от испытаний никуда не убежишь: весь мир, по слову Писания, во зле лежит[20]. Не забудь того, что многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие[21], а скорби ради Господа, ради славы Святой Его Церкви поистине блаженны. „Радуйтеся и веселитеся, — сказано таким скорбящим, — яко мзда ваша многа на небесех“ [22]. И в миру так же, как и в уединении, может благоугодить Господу каждый жаждущий спасения, ибо на всяком месте владычества Его[23].
18
Наименование заимствовано из первого стиха 118-го псалма: