Год спустя после начала неурядиц в обители вместо двухсот сестер насчитывалось не более четверти этого числа. Благосостояние обители также пришло в совершенный упадок. Почти два года не входили в дела общины ни отец Варнава, ни ее жертвователи, пока не изменились в ней порядки вследствие мер, принятых Священным Синодом.
Но еще в январе 1880 года по предписанию нижегородского епархиального начальства для умиротворения сестер в общину прибыл ее строитель и остановился в доме монастырского священника Лебедева. Узнав, что «кормильчик приехал», сестры вышли к Святым вратам встретить его. Пришла и начальница со своими приближенными. Благословляя всех и каждую, старец с горькой улыбкой спрашивал у сестер:
— А ты еще не выгнана?
Начальница провела его в свои келлии, где он оставался недолго и, выйдя оттуда, направился к своей родительнице, монахине Дорофее, которая наравне с прочими сестрами много терпела скорбей и притеснений. Увидев дорогого сына, матушка от радости ли или от старческой простоты встретила его такими словами:
— Кормильчик, сладкое чадо мое, что же это у меня на часах кукушка не кукует — рот откроет, а голосу нет!..
Улыбнулся отец Варнава в ответ на такую речь своей матушки и умиротворенно сказал:
— Успокойся, матушка. И кукушку заставим куковать, и все вы будете утешены и успокоены, только нужно с покорностью воле Божией претерпеть все, что нам послано скорбного от Бога. Я крепко надеюсь на молитвы старцев, моих духовных отцов, что Матерь Божия не оставит вас всех беззащитными и не попустит общежитию распасться. Не печалиться, а радоваться духом следует нам, когда клевещут и поносят нас, ибо Господь ублажает таковых, говоря: «Блажени есте, егда поносят вам»[31]. Приехал я сюда по поручению начальства, чтобы водворить мир, и вас прошу, сестры, примириться с начальницей; надо и изгнанных ввести в ограду.
— Кормильчик, — говорят ему, — ведь сил не хватает долее переносить все эти издевательства! Хлеба досыта не дают, гнилым кормят, послушания налагают не по силам и, что хуже всего, держат нас в страхе: грозят удалить из обители.
Болело сердце доброго батюшки от этих горьких жалоб. В утешение сестер он говорил: «Не скорбите, дети! Крепко надеюсь я на милость Божию и думаю, что придется вам потерпеть еще каких-нибудь два года, а потом все это кончится, и вы опять будете спокойны!»
Действительно, смута в обители прекратилась в 1882 году с отстранением Марии Пивоваровой.
А пока после утрени отец Варнава отправился в село Выкса к изгнанным сестрам. С плачем встретили они его и просили защиты.
— Не потеряете вы мзды своей, — тихо сказал им батюшка. — Предайтесь в печали Матери Божией, и, если угодно Ей будет облегчить скорбь вашу, Она вскоре откроет всю истину. Если же Ей угодно оставить и далее нас в этом тяжелом положении, то не нам, дети, роптать и сопротивляться судьбам Божиим. Потерпите и будете утешены!
Отечески участливо расспросив сестер об их жизни, отец Варнава объявил им, что он прислан начальством умиротворить их и что настоятельница изъявила согласие принять всех обратно, если только сестры смирятся перед ней. Беспрекословно повинуясь слову наставника о возвращении в обитель, сестры пошли в храм перед началом обедни. По окончании службы состоялось их примирение с Марией, которая тут же распределила их по келлиям, назначив им и послушания. Но не надолго все успокоилось; вскоре водворенные стали подвергаться еще большим притеснениям. Мария Пивоварова мучилась в душе от сознания своей несправедливости. Открыть же перед батюшкой душевные раны не могла по своей гордости.
Не примирилась она чистосердечно со старцем, не осознала своей виновности, вследствие чего и он по-прежнему не входил ни в какие дела общины. Между тем средства на содержание монастыря оскудели до того, что начальница, вопреки завету старца, вытребовала из консистории три сборных книги и послала за подаянием «Варнавиных» сестер.
«Отправились мы из обители с намерением непременно побывать у „кормильчика“, — рассказывала одна из сборщиц, — чтобы испросить у него благословение на сбор денег, который он не только не одобрял, но и строго запрещал. Прибыв в Сергиев Посад, мы, к ужасу своему, заметили, что оставили сборные книги в вагоне, а когда вернулись, то там их уже не оказалось. Что, думаем, нам теперь делать? Начальница ведь не поверит, что мы потеряли книги нечаянно. В тяжелом раздумье подходим к „Пещерам“ Гефсиманского скита и видим батюшку. Подзывает он нас к себе и весело говорит:
— Что, сестры, отнял у вас Преподобный Сергий книги? Теперь вам их не найти, потому что собранные деньги пошли бы не на нужды монастыря, а на подарки адвокатам и секретарям, а это Царице Небесной неугодно!..
Он поразил нас своей прозорливостью, мы ведь только собирались поведать ему о своем несчастье.
— Что же нам теперь делать? Ведь начальница нас выгонит снова.
— Терпеть, — говорит батюшка, — терпеть!
Начальница и слушать нас не захотела, приказала тотчас же „убираться“, не позволив даже переночевать в обители».
По особой просьбе начальницы, часто посещавшей владыку Макария в Нижнем Новгороде, в 1881 году 28 июня он сам явился вроде бы для того, чтобы разрядить обстановку. Но почему-то не стал препятствовать ее намерению в очередной раз изгнать неугодных. По окончании богослужения владыка вышел из алтаря и по приготовленному списку назвал назначенных к выселению и строго приказал становому приставу немедленно удалить всех названных. Перед тем как отправиться по домам, страдалицы решили испросить благословение старца Варнавы. Батюшка сам в то время оклеветанный, обесчещенный напраслинами, возводимыми на него, тоже терпел притеснения от своего начальства. Но, непоколебимый в вере и уповании на милосердие и правосудие Божие, он находил в себе силы не только без малейшего ропота переносить скорби и бесчестье, но и сестрам-изгнанницам, горько сетовавшим на несправедливость владыки, строго запретил даже мысленно возмущаться против святителя Божия. Поучая их с покорностью, терпеливо переносить посылаемые через людей скорби, наставлял принимать их как бы от руки Самого Бога. Он благословил всем им разъехаться по домам и ждать, когда Царица Небесная благоизволит снова собрать их под Свой покров.
По воле Божией все вскоре так и произошло. Добрым защитником, принявшим самое живое участие в судьбе гонимых за правду, был управляющий синодальной канцелярией Владимир Карлович Саблер, впоследствии Товарищ обер-прокурора Священного Синода. Случайно познакомившись с ним, отец Варнава в разговоре коснулся и печального состояния основанной им обители. Старец просил помощи. Саблер обещал разобраться и ходатайствовать перед кем следует об исправлении сложившегося положения. К столь горячему сочувствию располагала сама личность иеромонаха Варнавы. Светлый ум, глубокое смирение и простота в обращении, неподдельная кротость и незлобие батюшки вместе с величием его духа — вот те черты, которые расположили Саблера и вызвали в нем глубокое доверие к старцу.
Вскоре особым указом Священный Синод поручил нижегородскому епархиальному начальству озаботиться назначением на должность начальницы Иверской общины благонадежной монахини одного из местных женских монастырей. На новую начальницу возложено было принять в общину удаленных сестер, тех, кого она сочтет возможным вернуть.
С начала 1882 года Мария Пивоварова была отстранена от управления, а все дела были переданы казначее, впредь до избрания новой начальницы. Незлобивый отец Варнава строго приказал ни в чем не стеснять бывшую руководительницу и не беспокоить ее. Но она все еще продолжала вредить. Часть земли, пока не утвержденной за обителью, она всеми силами старалась оставить за собой, но сделать это ей никак не удавалось. Близкие ей советчицы продолжали возмущать ее нетвердый разум и довели до того, что Мария впала в буйное умопомешательство. Поместили ее в больницу, где для ухода и присмотра за ней были приставлены фельдшерица и сестры. Келейных же ее к ней больше не допускали. При хорошем уходе она постепенно начала приходить в себя и совершенно успокоилась.