Когда он открыл глаза и увидел стоящую перед ними бортпроводницу, из его груди вырвался вздох облегчения.
— Что-нибудь принести, сэр? Мадам?
— Мне воду со льдом и лимоном. А тебе, Кэт? — спросил он.
— То же самое.
— В самолете есть полный набор крепких и легких напитков и всякая закуска, — сказал Джеймс, пытаясь вывести ее из состояния неловкой стеснительности. — Ты уверена, что больше ничего не хочешь?
— Нет, в самом деле не хочу. А водички выпью с удовольствием.
Его словно что-то подхлестнуло подтрунить над ней, и, когда бортпроводница скрылась за шторкой бара, он произнес:
— Ты действительно уверена, что не хочешь? Обещаю ничего не говорить боссу, если даже ты накапаешь что-то на пол.
Женщина густо покраснела, но в следующую секунду в ее глазах вспыхнули дерзкие искорки, и она сиплым голосом спросила:
— Неужели я похожа на женщину, которая способна что-то накапать?
— Нет, конечно. Вовсе нет. — Его голос был мягким, почти нежным.
— Лжец! — неожиданно выпалила она и тут же плотно запечатала рот ладошкой. Краска в одно мгновение сползла с ее лица, а глаза расширились до неузнаваемости, когда она осознала, насколько бестактно и грубо ответила на его шутку.
Джеймс разразился хохотом и успокоил Кэтрин:
— Все в порядке, Кэт. Не переживай. Знаешь, я полагаю, у меня еще действительно сохраняется чувство юмора.
Ее щеки и шея вновь зарделись, и она отвела взгляд в сторону, а когда заговорила, голос зазвучал настороженно, серьезно:
— Естественно, я ничего не знала о твоем чувстве юмора. В последние два дня я живу будто выбитая из равновесия. Все произошло так быстро, и мой мозг, кажется, еще… не приспособился к происшедшим переменам. Ведь позавчерашний день еще не закончился, а я уже успела получить работу, о которой только мечтала; потом прокатилась в лимузине, а сейчас лечу в частном авиалайнере на деловую встречу. Все это похоже на сбывшуюся голубую мечту.
— Признаться, мои действия в эти же последние два дня не входили в мои текущие планы, — заметил Джеймс. — Со мной сейчас тоже творится что-то необычное.
— Но уж наверняка не то же самое, что творится со мной, — сказала Кэтрин. — Я чувствую себя, как маленький ребенок, который только еще начинает ходить и который случайно попал в церковь, где его журят взрослые: дескать, сиди спокойно и не разевай ротик.
Когда бортпроводница принесла заказанные напитки, Джеймс поблагодарил ее и, взяв один стакан себе, другой передал собеседнице. Кэтрин выпила воду почти залпом. Мужчина весело взглянул на нее и прошептал:
— Обещаю не журить тебя, Кэт. Можешь не напрягаться и даже расслабиться.
— Сомневаюсь, что мне это удастся. — К ней возвратился юмор. — Но я попробую.
Джеймс вернулся к своим записям, и Кэтрин облегченно вздохнула. В самом деле, он был так внимателен к ней, от него излучалась такая доброта! На фоне его благовоспитанности она чувствовала себя деревенщиной, однако еще там, на земле, как только они вошли в богато убранный салон самолета, у нее даже мысли не возникло вести себя так, будто ей было не привыкать к подобной роскоши. Нет, ей не хотелось попадать в смешное положение, и поэтому она сразу решила ни в чем не хитрить, во всем быть открытой и естественной. И при этом ни в коем случае не терять присутствия духа.
Ее нервы были напряжены еще и от бездеятельности. Джеймс, видимо, полагал, что доставлял ей удовольствие, не загружая печатанием на машинке под диктовку или с листа. Он просто оставил ее наедине с журналом, который она листала без всякого интереса, а сам с преогромным интересом занялся своими заметками. Кэтрин вновь и вновь пыталась успокоиться, внушая себе, что этот человек поступает так, как на его месте поступал бы всякий босс. И еще: листая журнал и разглядывая вокруг себя роскошную обстановку, она вдруг осознала, что ей уже порядком надоело изображать из себя глупенькую провинциалку.
Но ведь в душе она по-прежнему таковой и оставалась, хотя жить и работать могла и в большом городе. Ведь ее до сих пор преследовали грезы о рыцаре в блестящих доспехах, которого давно-давно обрисовала ей мать в своих красивых сказках, когда они жили в небольшом провинциальном городе.
А теперь такой рыцарь сидел рядом с ней. Только его «хрустальным дворцом» был стоэтажный небоскреб, а боевой конь имел сверкающие серебристые крылья и механизм для приземления на взлетно-посадочную полосу.
Перелет в Дулут занял меньше двух часов. Из аэропорта уже другой лимузин доставил их в старинный по виду, но великолепно отреставрированный отель с роскошными коврами на первом этаже. Когда они вошли в вестибюль, навстречу им из-за стола администратора поспешно поднялся клерк и подобострастно вручил Джеймсу ключ от семейного номера люкс. Другой ключ он передал Кэтрин; ее апартаменты располагались на том же этаже, но только в другой стороне холла. Когда они поднимались в лифте, Джеймс объяснил ей, что самый верхний этаж отеля был зарезервирован за семьей Роккаттеров на постоянной основе.
Кэтрин была просто поражена. Раньше ей уже приходилось несколько раз останавливаться в отелях подобного класса, когда ее посылали для обслуживания конференций, но номера, в которых она поселялась, были одними из самых дешевых. В провинциальной голове Кэтрин просто не укладывалось, что весь этаж фешенебельного отеля может быть выделен в распоряжение одной семьи, а тем более одного человека.
Джеймс проводил Кэтрин до двери номера люкс, посоветовав пару часиков отдохнуть перед тем, как они встретятся внизу с четой Марлборо, чтобы вместе поужинать. Он сообщил ей, что на крыше отеля есть частный плавательный бассейн и ванна с горячей водой, так что при желании она может ими воспользоваться; при этих словах женщина вспомнила о купальнике, который на всякий случай забросила в сумку, когда собиралась в поездку.
Выделенный для нее номер был чудесен во всех отношениях. Она включила телевизор, но, не найдя на экране ничего интересного, решила подняться на крышу. После спешных приготовлений в дорогу и перелета Кэтрин чувствовала себя усталой, и ей хотелось каким-то образом встряхнуться, чтобы сбить эту усталость. Может быть, она придет в нормальное состояние, когда поплавает в бассейне, а потом расслабится в горячей ванне?
На крыше никого не было, когда она ступила на ее гладкую, чистую поверхность и приблизилась к прозрачному плексигласовому барьеру, установленному по периметру карниза. Светило яркое солнце, и перед ней, насколько хватало глаз, расстилалась лазурная панорама озера Верхнего и окаймлявших его зеленых берегов.
Пять минут спустя женщина подошла к краю бассейна, попробовала кончиком ноги воду (она была восхитительно теплая) и, сбросив халат, нырнула в голубоватую глубину.
После бодрящего бассейна Кэтрин залезла в горячую ванну, отлитую из нержавеющей стали, и расслабилась уже на полную катушку. Она постаралась выключить из сознания все беспокоившие ее мысли, забыть про все заботы и трудности, ни о чем не думать. Ее желанием в эти минуты стало также гнать прочь любые «а что если?». Но настырный вопрос не уходил, не хотел расставаться с ней даже теперь, когда она, разомлевшая, бесстыдно голая и одна на всей безлюдной крыше роскошного отеля, беззаботно лежала в роскошной ванне и старалась предать сладостному забвению все свои помыслы и чувства, из которых ткалось полотно ее жизни. А что если?.. Вопрос этот беззлобно заигрывал с купальщицей, теребил ее, назойливо приставал, как пристает подвыпивший мужик к бабе, не позволял ей расслабиться целиком и полностью.
И женщина вынуждена была спрашивать себя: «А что если бы она обладала хотя бы частицей того богатства, которое окружало ее здесь? Ведь тогда ей не нужно было бы работать? Что если бы она могла дать своему ребенку все, что он должен иметь в жизни по праву своего рождения? Что если бы отец Энни не оказался таким подонком, таким червяком, обсасывающим все нечистоты подряд, и хотя бы чуточку помогал ей поднимать дочурку на ноги? Что если…»