После шума всей битвы, в моих ушах зазвучала тишина, и я, наконец, позволила себе упасть на пол. Большинство оставшихся членов совета собрались вместе возле тронов, но Джеймс и моя мать поспешили к нам.
Джеймс первым добрался до меня, он упал в нескольких шагах, чуть проскользив на коленях. — Он тебя ранил, да? Тео! — закричал он, оглядываясь через плечо, и я поморщилась.
— Остановись, — сказала я. — Ты тоже ранен.
— Да, но разница в том, что если я умру, то Генри разрывать мир на части не станет. — Он нерешительно потянулся здоровой рукой к моему колену, не осмеливаясь коснуться. Я не винила его. По моей ноге стекала кровь, собираясь лужицей на полу. И теперь, когда угроза, хоть и временно, исчезла, каждый нерв в теле будто горел в огне. Я никогда в жизни не испытывала такой боли, даже когда Каллиопа убила меня и бросила тело в реку.
Мама подошла к нам и стала осматривать мои раны, но ничего не сказала. Вместо этого она проскользнула за моей спиной и взяла Аву за локоть. Теперь, когда битва закончилась, к щекам Авы снова вернулся слабый румянец; мама пыталась увести ее отсюда, но Ава отказывалась двигаться.
— Ты спасла меня, — сказала она мне, дрожа, как будто шла босиком по снегу. — Он убил бы меня, если бы ты не оттолкнула меня в сторону.
— Ничего, — сказала я. — Ты бы поступила так же.
Ава молчала. Мама снова потянула ее в сторону, но на этот раз Ава упала рядом со мной, напротив Джеймса. — Ты не понимаешь, — сказала она, широко раскрыв свои голубые глаза, и серьезно посмотрев на меня. — Это единственное, что способно убить нас, а ты спасла меня.
Среди моей агонии разыгралось любопытство, и я сквозь сжатые губы спросила: — Почему он напал именно на нас? Почему не на Генри, Уолтера и Филлипа?
— Потому что это Каллиопа послала Его, — ответил Джеймс, всё еще суетясь из-за моей ноги. — Тео, ты нужен ей сейчас, а не на следующей неделе, — снова закричал он через плечо.
Тео направился к нам по проходу; его вьющиеся волосы падали ему на глаза. Элла шла в ногу с ним, но ее взгляд упирался в пол, а лоб был сильно нахмурен. Я видела ее в таком состоянии только раз: когда прошлым Рождеством на Тео напали. Было ужасно наблюдать за тем, как всегда уверенная Элла выгладит сбитой с толку. Меня замутило.
— Он ранил ее, — сказал Джеймс, указывая на мою ногу. Тео опустился на колени рядом со мной и положил руки на место ранения. Генри раньше исцелял меня, и я ждала, что почувствую то же утешительное тепло и от Тео.
Вместо этого, по ноге прошел огненный свет, вызывая глубокую и мучительную боль. Ее место занял горячий жар, и я стала задыхаться, думая, что нога скоро превратится в пепел. Я не решалась открыть глаза, и даже когда он убрал руки, боль всё равно чувствовалась.
— Готово, — сказало Тео. Я услышала, как он поднялся на ноги. — Но шрам не убрать.
Собрав то, что осталось от моей смелости, я приоткрыла один глаз, и вздохнула с облегчением, когда увидела, что нога всё еще на месте, и по всем признакам с ней всё в порядке. Но когда я попыталась пошевелись пальцами ног, она снова начала обжигающе болеть.
— Если рана исцелена, то почему нога еще болит? — сказала я в панике. Что если боль никогда не исчезнет? Как я буду жить с этим? Испытывал ли Генри то же самое? И если да, тогда как он мог бороться?
— Потому что в мире нет силы, которая уймет боль, когда та не готова покинуть тело, — ответил Тео. — Эта рана не обычная. Боль продлится еще несколько дней, потому что Он еще очень слаб. А до тех пор я больше ничем помочь не смогу.
— Он? — Я осторожно коснулась тонкой серебряной линии, которая шла через все колено. — Вы называете туман «Он»?
Тео кивнул в сторону моей матери. — Ты в надежных руках. Объясните ей всё. А теперь, с вашего позволения.
Он обнял Эллу за талию и направился обратно к группе оставшихся членов совета. Все они снова сидели на скамьях, и, склонив головы, что-то обсуждали между собой. Когда Тео и Элла приблизились, Дилан, бывший парень Авы из школы Эдема, поднялся, чтобы освободить им место. Даже через огромный холл я чувствовала на себе его взгляд.
— Мама? — сказала я, потирая колено; от этого хуже не станет. — О чем все говорят?
Она предложила мне свою руку. Я взяла ее, пораженная тем, насколько сильной она выглядела по сравнению с годами слабости, и с усилием встала. Ава всё еще цеплялась за меня, пока мама вела меня к скамейке в вестибюле. Я старалась себя успокоить. Невозможно, чтобы Генри испытывал подобную боль, и я была не в курсе об этом. Должно быть, это как-то связано с тем, что совет наделил меня бессмертием всего лишь шесть месяцев назад. Или же Генри был невосприимчив к боли.