— Это ненадолго. Ты можешь или искать оправдания, или смириться и посмотреть на вещи с его точки зрения. Это лучше для вас обоих. Не старайся прыгнуть выше головы. Просто вспомни, через что он проходит каждый день, и будь самой собой. Тогда придет счастье и все стает на свои места.
Я молчала. Именно это я и пыталась делать, но ничего не изменилось. Провели мы ту ночь в Эдеме из-за действия афродизиака или нет, тогда мое желание быть с ним затмило все остальное, и это было первое искренне чувство с момента прибытия в поместье. Та страсть была настоящей. Как и его поцелуи…
Я была так уверена, что для него все те чувства тоже были искренними. Сейчас мне хотелось вернуться в то время. Хотелось ощутить те поцелуи, прикосновения, снова увидеть тот его взгляд. И мне так хотелось снова стать тем человеком.
— Как думаешь, что будет, если я просто подойду к нему и поцелую? — поинтересовалась я у Ингрид, и девушка рассмеялась.
— Думаю он будет не против. Кейт, а что, если именно этого он и ждет? Что, если он, так же, как и ты, ждет какого-то знака, и вы просто ходите друг за другом и ждете, ждете, ждете?
— Тогда я думаю одному из нас лучше сделать первый шаг, — пробормотала я, и Ингрид обняла меня.
— Это моя девочка!
Было бы лучше, если бы Генри помог, если бы сказал мне о своих чувствах, а не я строила догадки, однако я все же попробовала. С того дня, вместо беспокойных мыслей о молчании между нами, я стала наблюдать за ним. Генри не пытался сгладить тишину, но и не игнорировал меня. Его взгляд был отстраненным, он постоянно хмурился, и я наконец позволила себе принять, что это не из-за меня, а из-за битвы, Каллиопы и Кроноса. Ведь со мной он, по крайней мере, улыбался.
Вместо того, чтобы сосредотачиваться на тех моментах, когда он не прикасался ко мне, я погружалась в свои воспоминания. О том, как обнимал меня во сне, как кончиками пальцев касался моей щеки, даже о том, как смотрел на меня после особенно долгого дня. Сейчас он перестал целовать меня, обнимать. Больше не говорил, что любит. Но я все равно надеялась, что это были не плохие знаки. Он пытался по-своему, и этого пока было достаточно. По-другому мы просто станем несчастны, а он этого не заслуживал. Так же, как и я.
По мере того как последняя неделя перед днем солнцестояния подходила к концу, я ждала момента сделать то, что обещала Ингрид, и поцеловать его. Но Генри все больше и больше пропадал на собраниях совета, а к тому моменту, когда ложился спать, то впадал в забытье, едва успев пожелать спокойной ночи. Я и не подозревала, что он так устает, и когда, успев перехватить маму на пару минут, поинтересовалась у нее, ее ответ был лаконичным:
— Мы не устаем от человеческих дел, но когда используем свои способности, то изрядно истощаемся.
Это объяснило мне, почему я сама больше не нуждалась во сне, хотя рядом с Генри засыпала. Он нуждался в большем, чем позволял себе, потому я не будила его раньше времени и не задерживала допоздна, как бы сильно ни хотела, чтобы он знал о моих чувствах. Сейчас было не лучшее время, и нужно было дождаться конца битвы. Если нам вообще останется, чего ждать.
Я не разрешала себе думать об этом. Генри выживет. Иного варианта я и рассматривать не хотела. Если Кронос не стал убивать его в пещере, то не убьет и сейчас. Он бы никого из богов не стал убивать. Моей задачей было верить, что все будет хорошо.
За несколько часов до зимнего солнцестояния совет воссел на своих, образовавших круг, тронах, в ряде которых были и наши с Генри. Один из черных алмазов, а другой из белых. Я не решалась сесть на свой трон, так как не имела никакого отношения к планированию битвы и не собиралась в ней участвовать, однако Генри настоял.
Перед началом встречи на подлокотник маминого трона уселась Персефона, так, будто проделывала это уже тысячу раз прежде. Она окинула меня взглядом, а я заерзала, когда поняла, что однажды мой трон принадлежал ей. Просто чудесно.
— Мои братья и сестры, сыновья и дочери, — обратился ко всем Уолтер. Он с серьезным видом посмотрел вокруг, изучил лицо каждого из присутствующих, но не удостоил взглядом пустой трон Каллиопы. Будто его вообще там не было. — Мы ждали этой ночи целые месяцы, и вот, она настала.
Спина Генри была абсолютно прямой, подбородок вздернут, а лицо его ничего не выражало. Круги под глазами стали еще темнее, отчего мне вспомнился последний год жизни мамы, а морщины на лице пролегли глубже, чем когда-либо прежде. Меня пронзило чувство страха, я заставила себя не думать о его возможной гибели. Мне следовало дать ему больше времени для сна. Я должна была уйти в другую комнату, чтобы не беспокоить его. Я должна была сделать столько всего, о чем бы точно побеспокоились Ингрид и Персефона.