Нетрудно представить себе страшную тревогу, с которой Эллен и ее спутники наблюдали за движениями, результат которых так интересовал их. Каковы бы ни были причины, заставлявшие ее не питать особой любви к семье, в которой читатель впервые увидел ее, сострадание, свойственное ее полу, а, может быть, и более доброжелательные чувства сильно волновали ее сердце. Несколько раз она готова была подвергнуться страшной опасности, грозившей ей, возвысить свой слабый голос, как бы он ни был бессилен, и громко крикнуть, чтобы предостеречь путешественников. Весьма вероятно, что она поддалась бы охватившему ее порыву, настолько же сильному, насколько естественному, если бы не немые, но энергичные увещевания Поля Говера,
Молодой охотник за пчелами переживал самые разнообразные ощущения. Самое сильное, самое могущественное из них было, конечно, беспокойство о критическом положении молодой девушки, находившейся под его защитой. Но к этой смертельной тревоге примешивался глубокий интерес, который он невольно проявлял к происходившей перед ним сцене: в этом зрелище было нечто чарующее для его порывистого, дикого сердца. Хотя нельзя было сомневаться в его чувствах к переселенцам, высказанных достаточно ясно и далеко не таких доброжелательных, как чувства Эллен, он жаждал услышать звук их выстрелов и, если бы представилась возможность, полететь одним из первых на помощь им. Временами он сам чувствовал почти неодолимое желание броситься, чтобы разбудить неосторожных путешественников, но одного взгляда на Эллен было достаточно, чтобы вернуть покидавшее его было благоразумие и напомнить ему, что она может стать жертвой его безрассудства.
Один Траппер оставался совершенно спокойным по виду и холодно наблюдал за всем происходившим перед ним, как будто это вовсе не касалось его. Его бдительный взгляд, казалось, поспевал всюду. То был взгляд человека, слишком привыкшего к различным ужасным сценам, чтобы волноваться, и только думавшего о том, как бы воспользоваться оплошностью своих сторожей и обмануть их бдительность.
Тетонские воины не оставались между тем праздными. Прокладывая себе путь в густой траве низин, они пробирались вперед, как коварные змеи, подползающие к добыче, пока не добрались до места, где нужно было удвоить предосторожность, прежде чем продолжить путь. Один Матори подымался по временам из травы во весь свой внушительный рост и вперял проницательный взгляд в темноту, царившую в маленьком лесу. Этих наблюдений, в соединении со сделанными им при первых разведках, было достаточно для того, чтобы он вполне понял положение намеченных им жертв, пусть даже и не зная ни их числа, ни способов защиты, которыми они располагали.
Все его усилия узнать какие-либо данные насчет этих двух существенных моментов были совершенно бесполезны: лагерь покоился в глубоком молчании. Можно было подумать, что за этой оградой находятся только мертвецы. Матори, слишком недоверчивый и осторожный, чтобы полагаться на кого-либо, кроме самого себя, в таком критическом положении, велел товарищам подождать и пошел дальше один.
Он подвигался медленно и способом, который был бы чрезвычайно тяжел для всякого, не привыкшего к подобным упражнениям. Самое ловкое пресмыкающееся не могло бы ползти с большей гибкостью и производить меньше шума. Приседая на землю, он вытягивал сначала одну, потом другую ногу и останавливался после каждого движения, прислушиваясь к малейшему звуку, который мог бы служить указанием, что путешественники насторожились. Наконец, ему удалось пробраться под тень леска, где было меньше риска, что его видят, так как слабый свет луны не освещал его, тогда как окружавшие его предметы представлялись более отчетливо его проницательному взгляду,
Тетон долго оставался на этом месте, погруженный в наблюдения, прежде чем отправился дальше. Отсюда лагерь был виден ему в профиль — с палаткой, повозками, шалашами. Контуры всех предметов обрисовывались хоть и темными, но достаточно четкими красками, и опытный взгляд воина мог довольно ясно определить силы, с которыми ему придется иметь дело. Молчание — слишком глубокое, чтобы быть естественным, — царило в ограде; казалось, находившиеся там люди, чтобы внушить больше доверия своим врагам, задерживали даже то спокойное дыхание, которое вылетает во время сна. Вождь опустил голову до земли и внимательно прислушался. Он хотел было поднять ее, не добившись никаких результатов, как вдруг звук дрожащего дыхания спящего человека донесся до его слуха. Индеец был слишком хорошо знаком со всеми военными хитростями, чтобы попасться в ловушку, которую захотели бы расставить ему. Он снова прислушался. Убедившись, что слышит естественный звук, он перестал колебаться.