Доктор, как он хорошо знал, задел слабую струну Эстер и, не сомневаясь в соблазнительности своего средства, принялся безотлагательно его изготовлять. Когда он явился с полной рюмкой, она была принята с ворчанием и даже угрозами, но осушена с легкостью, ясно показавшей, что капли пациентке по вкусу. Эстер пробурчала какие-то слова благодарности, и врач молча сел наблюдать, как подействует его снотворное. Не более как через полчаса дыхание пациентки стало таким глубоким и, как мог бы выразиться сам натуралист, таким ненормально затяжным, что он, пожалуй, усомнился бы в силе своего лекарства и подумал бы, что женщина только прикинулась спящей, если бы не знал, что именно так должно было сказаться действие изрядной дозы опиума, добавленной им к коньяку. Наконец, когда уснула и бессонная мать, тишина стала полной и нерушимой.
Теперь, решил доктор Батциус, можно было начинать. Он встал осторожно и тихо, как ночной грабитель, и прокрался из своей хибарки, или, вернее, конуры (лучшего названия она не заслуживала), к соседним. Здесь он за несколько минут убедился, что все их обитатели спят крепким сном. Установив этот важный факт, он отбросил колебания и начал трудный подъем на самую вершину скалы. Как ни осторожно он ступал, его шаги не были совсем бесшумны. Когда он уже поздравлял себя с благополучным достижением цели и занес ногу на верхний уступ, чья-то рука схватила полу его кафтана, и это так решительно пресекло всякую попытку с его стороны двинуться дальше, как если б его пригвоздила к земле богатырская сила самого Ишмаэла Буша.
— Разве в шатре больны, — шепнул ему на ухо нежный голосок, — что доктор Батциус приглашен туда в этот поздний час?
Едва сердце натуралиста после своей поспешной экспедиции к пяткам, куда оно направилось при этом непредвиденном вмешательстве, благополучно вернулось на место (как мог бы выразиться человек, недостаточно знакомый с анатомией), доктор Батциус нашел в себе силы ответить, равно из страха и благоразумия понижая голос:
— Моя добрая Нелли! Я чрезвычайно рад убедиться, что это не кто иной, как ты. Тише, дитя, ни звука! Если Ишмаэл проведает о наших планах, он не поколеблется сбросить нас обоих со скалы на равнину у ее подножия. Тише, Нелли, тише!
Свое наставление доктор произносил частями — при каждой передышке на трудном подъеме — и договорил как раз к той минуте, когда оба, он и его слушательница, добрались до верхней площадки.
— А теперь, доктор Батциус, — серьезно спросила девушка, — могу я узнать, чего ради вы, не запасшись крыльями, пошли на риск слететь с утеса и сломать себе шею?
— Я все тебе открою, моя дорогая, честная Нелли… Но ты уверена, что Ишмаэл не проснется?
— Его бояться нечего; он будет спать, пока солнце не опалит ему веки. Куда опасней тетя.
— Эстер почнет крепким сном! — торжественно ответил доктор. — Эллен, это ты сегодня дежурила здесь на утесе?
— Так мне было приказано.
— И ты видела, как обычно, бизона, и антилопу, и волка, и оленя — животных из отрядов Ресога, Pellulae и Ferae? [42]
— Животных, которых вы назвали по-нашему, я видела; а индейских языков я не знаю.
— Ты видела представителя еще одного отряда, мною не названного, — отряда приматов, не так ли?
— Не знаю, право. Такое животное мне незнакомо.
— Не отпирайся, Эллен, ты же говоришь с другом! Из рода homo, дитя?
— Что бы я там ни видела, это, во всяком случае, не был веспертилио хорриби…
— Потише, Нелли, твоя горячность нас выдаст!
Скажи мне, деточка, ты не видела никаких бродивших по прерии двуногих, точнее сказать — людей?
— Как же, видела! После полудня мой дядя со своими сыновьями вышел поохотиться на буйвола.
— Я вынужден перейти на просторечие, или меня так и не поймут! Эллен, я говорю о виде, именуемом «Кентукки».
Эллен зарделась как роза, но мрак не выдал ее румянца. Она колебалась один только миг, потом собралась с духом и сказала решительно:
— Если вам угодно говорить загадками, доктор Батциус, ищите себе другого слушателя. Задавайте ваши вопросы просто, без обиняков, и я вам буду честно отвечать.
— Я, как ты знаешь, Нелли, пустился в путешествие по этой пустыне в поисках животных, которые были доныне сокрыты от глаз науки. Среди прочих я открыл примата из рода homo, вида Кентукки, коего я именую Полем…
— Тсс!.. Умоляю вас, — сказала Эллен, — говорите тише, доктор, или вы нас погубите!