Выбрать главу

- Две тысячи лепт, - предложил Калий, - и была не была.

- Хочешь шею свернуть? - запротестовала Плова. . - Так ведь две тысячи!

- На лекарства уйдут.

- Это посмотрим, - Калий выпрямился и продемонстрировал свою мускулатуру.

Бицепсы у него, и верно, были что надо. Только на Щекота это не произвело впечатления - тот и сам был крепкий парень.

- А вы когда намереваетесь идти? - спросил Ивоун у Дьелы, невольно любуясь ее длинными пальцами.

Они сидели рядом, их разговор больше никто не слышал.

- Дня три еще придется пробыть здесь.

- Как бы не было поздно.

- Признаться, я и не рвусь никуда. Не могу налюбоваться этой красотой.

Последние ее слова расслышал Калий.

- Красотой? - удивился он, впервые озирая своды собора.

Плова тоже задрала голову. Ее личико выражало недоумение: она тоже не понимала, о какой красоте может быть речь.

- Здоровенную башню сгрохали, - высказал свое мнение Калий. - Надо же. У них ведь никаких механизмов не было. На себе таскали.

- Не такие они были простаки,- возразил Силе. Механика в ту пору и развивалась. Блоками и рычагами тогда уже пользовались и весьма искусно.

- Что тут красивого? - капризно надула губы Плова, обращаясь к Дьеле. .

- Все, - не захотела объяснять та.

- Разве вон те стекляшки, - подсказал Калий, указывая на витражи.

- Интересно, кто там такой рыжий и косматый? спросила Плова.

- Вождь язычников. А справа Спаситель со своими учениками, - по привычке начал объяснять Ивоун,

- Откуда вы знаете?

- Всякий, кто интересуется, может узнать:: про это изображение написаны сотни книг.

- Кто их читает? Кому это интересно?

- Да, теперь очень немногим. - Ивоун взглянул на Дьелу и повторил: Теперь это, увы, интересно немногим.

Глава четвертая

Прошли еще два дня. Пуститься в обратный путь сразу, как настаивал Калий, старички не смогли - расхворался Ахаз. Правда, у него была не болезнь, а усталость. Старик так натрудил мышцы, что в первый день не способен был двигаться - отлеживался. Подписать чек на тысячу лепт, как требовал племянник, Урия отказалась. Калий побушевал, но смирился. Он только выторговал у нее по сто лепт за каждый- лишний день, проведенный в храме. Так что теперь все были заинтересованы как можно скорее уйти отсюда.

К этому времени рану у Силса затянуло. Рука, хотя и была еще скована, малоподвижна, но уже не причиняла ему поминутной боли.

Один Щекот готов был пуститься в обратную дорогу немедленно, но появление Пловы удержало его - он сказал, что отвравится вместе со всеми.

- Так будет разумнее, - поддержал Ивоун. Щекот, несмотря ни на что, казался ему порядочным парнем. В случае необходимости Дьела и Силе могут рассчитывать лишь на его помощь. Более всего Ивоуна беспокоила судьба этихдвоих.

Брил не знал, как ему поступить. Расстаться со своей машиной было выше его сил. .

- Хорошо, я помогу тебе, - вызвался Щекот.

Лишь после этого Ивоун вздохнул свободно. Ему не хотелось, чтобы в стенах собора оставался кто-то еще. Сам он избрал свою участь сознательно: для него жизни вне храма не могло быть. А другим ради чего страдать? У них связи с суетным миром еще не разорваны, у каждого есть какие-то надежды. Остаться здесь для них равносильно гибели.

Последний раз собрались все вместе. Завтрак прошел мирно, без споров, без подкусываний. Все отлично сознавали, что путь предстоит не из легких. Обсуждали маршрут. Ясно было, что одного дня им не хватит, и позаботиться о ночлеге следовало загодя. Неизвестно, удастся ли по пути раздобыть пищу и воду. Так что прибавлялась еще дополнительная ноша. Ивоун подсказал им, где взять котомки, в подвале собора было полно всякого хлама, побросанного паломниками. Время от времени подвал-очищали, но старье снова накапливалось.

Дьела несколько дней потратила, чтобы сшить себе платье из сутаны. Тисненный по шелку крест золотился у нее на спине. Похоже, что никто кроме Ивоуна, не замечал этого.

Только приступили к завтраку, как вдалеке за стенами собора послышался грохот. Ивоун сразу понял, что это означало. Он испугался, что и другие тоже разгадают причину громыхания. Как будто неведение могло спасти и защитить их.

- Что это? - встревожилась Дьела.

Ивоун отвел взгляд: сказать ей правду у него не хватило духу. По выражению ее лица было ясно: она догадалась сама.

Беспокойство охватило всех. Молча поднимались по винтовой лестнице на галерею. Лишь оттуда можно увидеть, что происходит. Калий опередил остальных.

- Вот это да, - восхитился он. - Красотища!

Одна из стрел начатого виадука обрывалась над старым городом вблизи храма. С нее падали автомобили. Из багажников сыпались запасные части, подсобный инструмент, раскрытые дверцы беспорядочно хлопали в воздухе... Такой исход и предполагал Ивоун: тесные улочки Пираны не станут расчищать. При нынешнем техническом размахе дешевле построить новый город, чем сохранить старый. Пирана обречена стать местом свалки - автомобильным кладбищем. Он не предвидел только, насколько быстро это осуществится.

Автомобили падали чуть ли не с километровой высоты.

Одни застревали между оставшимися здесь после снегопада, другие подскакивали, точно мячики, и ударялись в стены ближних домов. Никого, кроме Калия, это бредовое зрелище не привело в восторг.

Всего над Пираной собирались провести четыре автострады. Так что сейчас над городом нависали восемь недостроенных стрел. И со всех восьми сыпались автомобили. Храм был окружен со всех сторон.

- Господи, это же кошмар, - сказала Дьела.

Ее руки в широченных рукавах шелковой сутаны выглядели изящными и хрупкими. Ивоун не мог отвести от них глаз.

- Этого следовало ожидать, - высказался Силе, морщась не то от внезапной боли в руке, не то от чувства, какое у него вызывало зрелище. Автомобильное кладбище.

Это все, на что еще пригодны старые города.

Всем было ясно, что выбраться из города немыслимо. Если бы еще автомобили падали в одно место, можно было рискнуть. Но слишком велик получался разброс. Иногда машины попадали в струю восходящего воздуха и сильно изменяли траекторию. И совсем уже как попало разлетались запасные части, баллоны и оторванные дверцы. Казалось, для них законы механики не писаны.

- Когда-то это должно кончиться, - сказала старушка Урия, испуганно глядевшая на небо.

- При нынешних темпах производства - никогда, - вслух подумал Силе.

- Господь не допустит, - возразила Урия.

Голос Силса, произнесшего последнюю фразу о темпах производства, внезапно прояснил память Ивоуна: он вспомнил, где слышал этот голос прежде. Так ведь это же Силе Сколт, тот самый Сколт, на которого год или полтора назад обрушился праведный гнев всех добропорядочных телезрителей. Даже Ивоуну показалось тогда, что журналист зашел чересчур далеко в своих выводах.

Ту передачу Ивоун запомнил. Отчасти, может быть, потому, что редко включал телевизор. Но Сколт и начал тогда необычно.

- Давайте вместе посмеемся над горячностью -молодого задиры, предложил он зрителям. - Вспомним историю двадцатилетней давности. Происходило эТо так...

Лицо сорокадвухлетнего Сколта, ведущего передачу, померкло - на экране возник молодой Сколт. Что верно то верно, он действительно был задирист и горяч. Нынешний пожилой Сколт в сравнении с ним выглядел как само спокойствие и выдержка. Что впечатление это обманчиво, зрители смогли понять немного позднее. Но в тот первый момент ощущение было именно таким.

На телеэкране прокручивали запись давней беседы семидесятилетнего старца с юным Сколтом, начинающим журналистом. Собственно, их разговор нельзя назвать беседой - скорее, словесным поединком, исход которого был заранее предрешен. Житейская мудрость старца не могла противостоять беспрерывным уколам язвительного журналиста, сразу же захватившего роль ведущего: короткими едкими репликами и даже выразительным молчанием он направлял разговор в выгодное для себя русло. Самое грустное в этой сцене было то, что добропорядочный старикашка так и не уяснил себе, сколь неблаговидную роль сыграл он в руках ловкого журналиста. Спор между ними шел о достоинствах старой и новой морали. Старичок шамкающим голосом упрекал молодежь в отсутствии идеалов, в том, что они не прислушиваются к голосу совести, и прочих смертных грехах. Он сбивался, путался, терял мысль, и Сколт без малейших усилий, одной лишь репликой, одним словом, а то и просто иронической ухмылкой сводил на нет все доводы противника.