Неожиданно появился Джамас. Он был сильно взбудоражен и даже не пытался скрыть этого.
- Вы собрались в лабораторию? И не предупредили меня!
- Орранг! Не забывайтесь,- одернул я его,
Он мгновенно выструнился.
- Простите, истранг. Но вы должны понять меня. Все же я больше других заинтересован в судьбе оборудования.
Быстрое решение пришло мне в голову. Там, в глубине ледяного астероида, я заставлю его признаться во всем, что он натворил и какие цели преследовал. Если он вздумает упорствовать, пригрожу тем, что брошу его одного.
Признаюсь, не столько хотелось мне выведать его секреты, сколько доказать Зинае, что этот человек не заслуживает восхищения.
Правда, она и не считает его человеком - думает, что это Элион. Пусть же увидит их вместе, ей придется расстаться с последними иллюзиями.
- Садитесь в кабину,- разрешил я Джамасу.
Возвратилась Зиная с собаками.
- Мальки живы! - крикнула она издали.- Я боялась за них. У тебя готово? Можем отправляться?
Я не успел решить, следует брать собак или нет, как они запрыгнули в кабину следом за хозяйкой.
Зиная не ожидала встретить Джамаса, была в полной растерянности, молча, изумленно перекидывала испуганный взгляд с него на меня. Джамас, напротив, словно не заметил ее - ни ее, ни собак. Пока ушканка медленно вонзалась в толщу льда, я еще раз проверил исправность всех узлов, испытал дистанционный пульт и предупредил команду о нашей вылазке.
Поршень позади нас возвращался на свое место, слышно было, как он заваливает пробитый во льду ход и утрамбовывает, чтобы раскаленные газы не проникли в спортивный зал по трещинам и пустотам.
Теперь можно включить дюзы. Их вой на мгновение оглушил нас. Ушканка рванулась вперед, она пронизывала ледяную толщу, точно раскаленная игла. Мне все время приходилось следить за рычагами управления, удерживать нужный курс. За моей спиной жалобно скулил Пират. Путешествие в ледолазке пришлось ему не но вкусу. Скорость была неравномерной, рывки сменялись торможением, и собак постоянно швыряло то вперед, то назад. Мы-то сидели в креслах, надежно пристегнутые к сидениям.
На экране обозначился контур расплющенной пустоты - той самой, где находились лаборатория и соединительные коридоры. Я снизил скорость: ушканка вошла в пустоту коридора и стала. Места развернуть ее в обратную сторону здесь достаточно. На это ушло несколько минут.
Первой выпрыгнула Зиная, следом за ней собаки. Потом Джамас. Когда я вышел из кабины, их и след уже простыл.
Их торопливость показалась мне подозрительной. Почему не дождались меня?
- Зиная, Джамас, будьте осторожны,- крикнул я, не будучи уверенным, что они слышат меня.
Не было видно даже отблесков света их фонарей. Не в темноте же они пробираются. Странно все-таки... Я включил свой фонарь, луч света уперся в дальнюю стену. Такое впечатление, что гам тупик. Потом я разглядел небольшой затененный лаз, ведущий вглубь. Возможно, пережимы будут попадаться и дальше. Несколько трещин уводили в сторону от главного хода. Нужно быть уверенным в себе, чтобы рискнуть идти без света. Пока я копошился в кабине, Джамас и Зиная ушли далеко, и за пережимами мне не было видно отсветов фонарных лучей. Неподалеку в боковой трещине обрушилась льдина, грохот глухо разнесся в пустоте.
Я пустился вдогонку за беглецами. У меня вновь зародилось подозрение. Возможно, Зиная и подала Джамасу сигнал, что мы собрались в лабораторию. Они искусно разыграли - особенно Зиная - взаимную вражду и отчуждение, чем притупили мою бдительность. Я торопился настичь их. Жаль, что здесь в моем распоряжении нет опекунов...
Что им нужно в лаборатории? Почему они рвутся туда?
Правильный путь среди множества трещин и пустот я отддскивал по обрывкам изоляционной пленки, там и сям торчащим из лъда.
Что они затевают?
Ведь то, что им удалось обмануть меня, ровно ничего не значит. Как только мы возвратимся, их судьба снова Судет в моих руках. Машинально я отломил осколок льда и сунул в рот. Ощутил приятный освежающий холод. Лед показался сладковатым.
Почему-то вдруг вспомнилась шахматная позиция в том положении, как она прервана. Ответа на мои последние ходы с Земтера не пришло. Там теперь стало не до шахмат, Впрочем, меня тоже перестал интересовать исход игры. Однако я никак ке мог отвлечься от позиции. Вспомнилась она с такой четкостью, точно я видел перед глазами доску с расставленными фигурами.
Надо же, как запечатлелась в памяти эта злосчастная позиция!
Но скоро выяснилось, что не только эта позиция - с такой же ясностью я вспомнил остальные девять партий, одну за другой. Невольно стал обдумывать очередные ходы за своего партнера.
Со мной творилось что-то невероятное, необъяснимое: в доли секунды я вспомнил все ходы, сделанные раньше, и мог без малейшего усилия восстановить все до единой партии, сыгранные давным-давно. Сейчас я с невероятной легкостью отыскивал собственные ошибки и не понимал, почему мои партнеры не использовали столь очевидных промахов. Глоб, играй это он, наказал бы меня.
Насколько же все-таки он играет сильнее прежних моих партнеров. И насколько я сам вырос!
"Все прошедшие годы вы состязались со счетной машиной".
Эту фразу, произнесеннную Джамасом, сейчас я словно услышал наяву. Мысленно увидел и его самого, ничуть не похожего на себя теперешнего. В уме мелькнуло что-то важное, какой-то тревожный вопрос, который необходимо решить немедленно, не откладывая... Но я опять погрузился в шахматную позицию.
"Точно! Джамас был прав!"-едва не воскликнул я в непонятном возбуждении.- Джамас бесконечно прав: против меня играл не Глоб, а машина. Программа, заданная ей, стала ясна мне вдруг, будто я сам составлял ее. Мой воспаленный мозг работал неистово и стремительно. Про себя я мог разыгрывать и анализировать все прежние партии одновременно. Сортировал их, группируя похожие варианты, мог сравнивать, как играл сам и как играли против меня в аналогичных позициях. Мысленно проследил все этапы роста своих соперников, точнее - теперь я был убежден в этом одного соперника машины. Мне стало ясно, каким путем продвигался Глоб, меняя и совершенствуя программу. Как он сам постепенно открывал законы шахматной игры и закладывал их в программу. А теперь машина сама научилась совершать кое-какие изменения в программе, отыскивая новые возможности, учитывая свой прошлый опыт.
Все стало так ясно, что я поразился, почему не догадывался об этом раньше?
Сейчас я и сам мог предсказать ответы машины на свои последние ходы. Все же ее действия пока сильно скованы жестким алгоритмом.
Программа машины имела всего лишь один изъян. Видимо, Глоб убежден, что в любом игровом положении возможно отыскать единственный, наилучший ход. Он думает - достаточно определить все признаки, по которым следует оценивать плюсы и минусы позиции, и задать точные цифровые оценки. Свести поиск решения к простому арифметическому расчету. .Но именно этот пункт и давал мне преимущество. Не знаю, будут ли когда-нибудь открыты безупречные правила, по которым машина станет играть, но что лучшего и единственного хода не может быть, я убежден. Для меня, по крайней мере, на всех десяти досках было что выбрать: если бы я играл не с машиной, а с самим Глебом, я избрал бы другой путь, с Джамасом сыграл бы еще иначе. Правда, есть позиции, где выигрыша можно достичь форсированно. Для них-то и хороша программа Глоба.
Все эти мысли промелькнули в какие-то доли секунды.
В следующее мгновение меня поразило другое. С чего у меня вдруг объявилась необыкновенная способность? Никогда, даже на специальных тренировках, я не достигал такой четкости - как будто в самом деле видел перед собой все десять досок, мог даже разглядеть небольшие щербинки, какие появились на фигурах, или крохотные пятнышки там, где облупилась краска.