Глава шестая, о том, как Страж сам становится Монстром
Девушка стояла на высокой широкой сцене, одна, с распущенными волосами. Из одежды на ней была строгая белая блузка, клетчатый костюм с юбкой и безрукавкой. Клетка была небольшая. Бордово— зеленая. Из украшений на ней были серьги с жемчужинами каплевидной формы. Она стояла и пела! С каждым её словом, нет, с каждым звуком её голоса, её волосы заряжались зарядом и поднимались за спиной! Они почти искрились. Когда отталкивались друг от друга, создавая эффект ореола. Надо сказать, что девушка сама выбрала то, что хотела исполнить. Партитура. Слова. Ноты. Всё это она принесла однажды немолодому органисту, который с трепетом держал в руках бумаги неизвестного происхождения. Это было произведение, написанное от руки на старом пергаменте, скрученном в трубочку. Для него был небольшой картонный тубус, покрытый темно-красным бархатом с вылинялой ленточкой и следами от сургучной печати снаружи.
«Такие вещи принадлежат явно не этому веку!»
Слова и знаки были написаны, вероятно, натуральными чернилами, которые почему-то не потеряли своей окраски! Они отливали позолотой, преломлялись в свете современного освещения перламутром. Нужно отметить, что слова были написаны на немецком языке и частично на латыни. Внешне всё выглядело взвешенным и строго выстроенным произведением. Названия всего произведения не было. Кусок пергамента сверху был оторван каким-то варваром, и это был единственный недостаток этого совершенного документа! Для человека, который взял в руки эту вещь, знание двух языков не являлось проблемой.
— Откуда это у вас? Милое Дитя!
— Мне его достали недавно. Я чувствую, что смогла бы исполнить его самостоятельно. Мне нужны вы, Маэстро.
— Ну! Давайте попробуем!
Они бились уже несколько часов, разбирая по частям, вымеряя паузы, переводя текст, обговаривая ход. Потом органист сел на своё место и начал играть заново. То, что он исполнял, было божественно, но некому было оценить его исполнение, зал был пуст. Они занимались с утра, когда это помещение было свободным. Но вот открылась дверь, и туда просочились служители культуры — простые вахтёры, билетёр, уборщица, декораторы и другие рабочие сцены. Никто в здании не смог устоять перед соблазном, услышать всё это поближе! Вот Органист подал знак рукой — время вступать девушке. Сначала её голос блуждал, слабо и колеблясь, но потом с каждым мгновением стал набирать силу. Казалась, что она не сможет исполнять именно так эту вещь! Ведь люди годами тренируют голосовые связки, развивают у себя чувство такта, восприятие ритма, оттачивают музыкальный слух! Потом у неё не было, и не могло быть элементарного объёма лёгких для этого бесконечного дыхания! Но инстинктивно она широко разводила руками, делала немыслимые па, дирижировала сама себе, рисуя в воздухе незаметные знаки! Этому всему она училась с раннего своего детства! И где-то на второй половине у неё стало получаться всё лучше и лучше! Она даже не заглядывала в партитуру. Пела, и казалось, что искры стали рассыпаться вокруг неё. Теперь она стояла в некотором подобии свечения, как тонкая вращающаяся игла, блестящая на тёмном фоне! Никто ничего не мог понять! Откуда взялась эта девушка? Что это за музыка? Все были загипнотизированы этим чудом! Музыка и песня! Орган и человек на сцене. Вот она в очередной раз потянулась, привстала на цыпочках и осеклась! Это заметил музыкант.
— Перерыв! — произнес он негромко пересохшим горлом и перестал музицировать. Орган, который достался городу очень давно от какой-то немецкой колонии, ещё прохрипел и замолк. Внизу все ещё долго не могли прийти в себя! Музыкант подошёл к девушке. У неё были опущены плечи, на лице бледность, таких в гроб кладут краше! Он тоже был бледен и взволнован!
— Помогите мне! — позвал он на помощь помощника администрации этого концертного зала. Они вместе отвели девушку вниз. Посадили на кресло. Её бил нервный тик, тело, как холодный кусок!
— Чаю! Горячего чаю! Скорей! Врача! Позовите скорей врача!
Врач был свой. Он только что вернулся с перерыва, был в городе, поэтому ничего этого не видел и не слышал.
— Крайнее переутомление! Я могу сделать укольчик, ей станет лучше! Потом пусть попьёт настоёв из сборов, могу выписать рецепт на витамины!
Он сделал всё, что было необходимо, и ей стало лучше.
— Вы, это слышали? Ведь я могу «это» сделать! — первое, что она спросила, когда пришла окончательно в себя. Доктор покачал головой, рядом нервно вышагивал Музыкант. Потом он собрал все бумаги и удалился. Он запер всё в директорский сейф, ключ от которого попросил на время, вернулся.