Елена заспешила на дорогу, остановилась и, прижимая руку к груди, лихорадочно глядела на лес. Ничего не увидела и тихонько позвала:
- Дуня! Откликнись! Это - я, Лена!
В ответ лишь шумели вершинами на ветру могучие ели и сосны, разноголосо пели в чащобе невидимые птицы.
- Дуняша! Ответь мне! - отчаянно крикнула Елена и, спустившись по откосу с дороги, пошла к лесу.
Дуня лежала на спине метрах в десяти от кромки леса. Она нелепо подогнула левую ногу и молчала, уставившись серыми глазами в безоблачное небо. На красной безрукавке с трудом угадывалась на груди кровь. Слепая пуля угодила прямо в сердце девушки,
когда она обернулась к дороге, не добежав совсем немного до чащи. Дуняша, не охнув, замертво повалилась на землю.
Ефим долго откашливался, выслушав рассказ Елены, которая закидала подружку еловым лапником и побежала назад, к стойбищу. И было не понять: толи недавно выкуренная самокрутка душила пожилого пастуха, толи мужчина скрывал слезы, жалея Дуняшу, которая погибла так глупо, ни за что.
- Войне плевать, кто стоит перед ней: солдат или женщина, старик аль молодой, всех валит на землю, как коса осоку, - сказал, откашлявшись, Ефим.
Дуню похоронили на светлой лесной полянке недалеко от большака. Рядом росла кудрявая береза, которая прикрыла, как шатром, свежий земляной холмик. Ефим вырубил крест и воткнул в землю со словами:
- Спи спокойно, Дуняшка. Извиняй, что не уберег тебя. После войны соорудим памятник, а пока полежи так.
Елена с Варей нарвали полевых цветов и уложили на могилу, тихо плакали. Для них кончилось безмятежная юность. Война ее укоротила, заставила разом повзрослеть девчат.
- Последний раз спою, подружка моя, частушки. Нам не сочинять их теперь с тобой, - сказала, прощаясь.
- Соловейко за рекою Громко песни распевал.
Как пришел фашист поганый, Соловейко замолчал.
Распроклятая Германия, Сгорела бы в огне!
Принесла одни страдания Не забудем и во сне.
Большими мастерицами были Елена и Дуня, на лету придумывали задорные частушки, распевали их на вечеринках. Но столько горя и отчаяния звучало в этот раз в голосе Елены, что Ефим вздрогнул и положил руку на плечо девушки:
- Не рви душу, придет время, погоним немца, отомстим за Дуню.
Прошло два дня. Хлеба почти не было, картошки оставалось на пару дней. Правда, молока было в избытке, да и мяса, если забивать овечек, хватало бы надолго, но об этом Ефим упорно молчал. Он упрямо надеялся на чудо, что им удастся вывести стадо в тыл и без потерь сдать его. Девчата были подавлены смертью подруги, больше молчали, не смеялись, как прежде.
- Как ни крути, а нужно выбираться к людям, - сказал Ефим и поспешно добавил, поглаживая давно не бритый подбородок. - В этот раз сам пойду, останетесь здесь. Елена
- старшая, а ты, Варвара, делай, что она скажет.
Пастух попрощался с девчатами, закинул за плечи котомку из мешковины, надвинул на глаза видавшую виды кепку неопределенного цвета и исчез в густом лесу.
Но далеко не ушел.
- Стой! Кто такой? - услышал он за спиной и обернулся. Возле огромной сосны стоял молодой мужчина. Он внимательно смотрел на Ефима, держа наизготовку снайперскую винтовку. Поодаль за кустарником с карабином стоял другой. Оба одеты в штатское, на головах - кепки. Ни дать, ни взять - колхозники.
- Не видишь, человек! - не заробел пастух.
- Вижу, что не леший! - усмехнулся рыжеволосый мужчина с винтовкой. - Грибы собираешь в сидор или лесным духом дышишь?
- Это - мое дело, а ты сам? Что бегаешь с винтарем по чащобам? - Ефим старался понять, что за вооруженные люди перед ним.
- Ты отвечай, а не задавай вопросов. Что делаешь в лесу в военное время?
- Ладно, мне скрывать нечего. Пастух - я, у родственников гостил, теперь бреду, вот, домой, зашел по нужде в лес. Житейское дело, что такого? А вы, что за люди?
- Что так глубоко забежал в лес по нужде? Ноги не сбил, прячась? - засмеялся рыжий мужчина. - А там, на делянке, пасется не твое стадо? А девчонки? Не твои ли подпаски?
- Знать ничего не знаю, не могу в толк взять, о чем говоришь, - решил не открываться перед незнакомцами пастух.
- Тогда идем, познакомим с ними тебя, - строго сказал мужчина с винтовкой. - Не вздумай бежать. Застрелим!
- Николай! - кинулась к одному мужчине Елена, едва они вышли на делянку. - Ты?
- Я, вот Ефима привел к вам.
- А я ломал голову: где же видел парня. А это, Николай, твой брат, значит, - обрадовался пастух.
- Я тебя, дядя, сразу признал, только вида не подавал. Мы больше часа наблюдали за делянкой. Хотели уже выйти, да ты сам в наши руки направился.
- Что голову мне морочили, не признавались?
- Хотели узнать, куда шел, не к немцам ли, - вмешался в разговор мужчина с винтовкой.
- Давайте знакомиться. Я - Михаил, а это - Николай, его знаете.
Молодые мужчины были рады встрече с людьми в лесу не меньше, чем Ефим с помощницами. Николай с Михаилом скитались по лесам неделю уже. Они записались в партизанский отряд месяц назад. Партизанскую базу заложили под Холмом, когда немцев еще не было на этих землях.
Отряд из двадцати новгородских комсомольцев ушел в лес и обосновался на базе одновременно с приходом фашистов.
Командиру отряда не понравилось место расположения. Он, как чувствовал, что нужно увести людей на другое место, поэтому отправил двух бойцов на поиски новой базы.
Михаил с Николаем направились в разведку. Они нашли подходящее место для отряда между поселком Охват и городом Андреаполь, недалеко от озера Охват. Места глухие, куда редко добирался человек. Рядом железная дорога и большак, по которым перебрасывалось врагу подкрепление. Здесь было, где развернуться партизанам.
Но вернулись бойцы-разведчики на пепелище. Отряд исчез, а базу разорил неприятель. Опыта ведения партизанской борьбы еще не было, поэтому командир не предусмотрел места контрольных встреч, в случае, если враг принудит отряд покинуть обжитые места. Они не предполагали об изменниках, которые выдавали врагам расположения партизан.
Это мужчины узнают позже, когда встретятся с Андреапольским формированием, в котором окажутся несколько уцелевших бойцов их прежнего отряда.
В августе 1941 года далеко от районного центра Андреаполь собрались в глухом лесу люди, около ста человек. Те, кто без колебаний заявили о своем желании быть партизанами и сражаться с фашистскими захватчиками.
В настороженной тишине строго звучали слова партизанской присяги:
- Клянусь за сожженные города и села, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и неустанно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде, смело и решительно уничтожать немецко-фашистских оккупантов.
Слова моей священной клятвы перед товарищами-партизанами закрепляю своей собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.
Один за другим бойцы подходили и расписывались под текстом партизанской клятвы. Так появился отряд "Бей врага".
Михаил и Николай наткнулись на ее основную базу, рассказали о людях со стадом. Командир партизан, действующих на границе Новгородской и Калининской областей, не обрадовался необычному подарку в сопровождении "сопливых" девчонок и старого пастуха.
- Что делать со скотом? - спросил он совета у своих заместителей. - Фашистам отдавать нельзя, в лесу бросить жалко, а самим не справиться с такой обузой. Даже, если животину пустить под нож на провиант, не осилить столько мяса. Соли не достаточно, нет бочек для солонины.
После бурных дебатов решили часть скота зарезать на мясо, а остальных раздать жителям сел, в которых не стояли вражеские гарнизоны. Пастуха с помощницами отпустить по домам.