Сторожевые катера попытались ставить дымовую завесу, но удачные взрывы дистанционных гранат кокоревской батареи разогнали их.
Горящий катер разлетается в щепки от взрыва. Три других повернули назад. Остальные прибавили ходу и позорно бежали в залив Петсамовуоно.
221-я батарея перешла на поражение.
На четвертом залпе над головным транспортом взметнулся столб пламени, дыма, и тут же последовал сильный взрыв. Видно, как падали мачты.
- Тонет! - кричит Иван.
Транспорт медленно уходил под воду. Батарея перенесла огонь на танкер. Теперь дымовую завесу пытаются ставить тральщики. Но и они не выдержали обстрела кокоревской батареи и тоже легли на обратный курс.
Танкер медленно ползет вперед. В корму подпирает идущий сзади второй транспорт, слева тральщики, справа берег, а впереди гибель. Он в мешке. Тогда начинает маневрировать идущее сзади судно. Танкер пытается повторить за ним, но седьмой залп дает прямое попадание. Танкер похож на горящий остров.
На огневой позиции кричат "ура". Тральщики и второй транспорт к этому времени вышли за предел дальности стрельбы батареи.
Второй самолет противника валится в море. Огонь по батарее открыли тральщики. Но их снаряды не долетают до берега.
Батарея прекратила стрельбу по танкеру. Он в огне, потерял ход и дрейфует. Других целей на море нет.
С позиции батареи несется троекратное:
- Ура! Ура! Ура!
Затем артиллеристы побежали к пулеметчикам. Кого-то стали подбрасывать в воздух в благодарность за поддержку против самолетов.
- Почему тянете с докладом? - прервал суету командир батареи.
- Виноват. Все в порядке. Потерь личного состава и повреждений техники нет.
- Сбито два самолета, третий повредили, но он ушел к себе. Тяжело ранен командир зенитчиков лейтенант Павлов. Его отправили в госпиталь, но боимся, что не довезут. После боя прошло три часа, а танкер все горел. Прилив пригнал его к берегу.
Кто-то предложил поставить танкер на якорь, как память о сегодняшнем бое. Мысль кажется всем заманчивой, но как забраться на танкер?
Глава 21
Осунувшийся лицом Трофим уже бродил по двору. Мужчина сообщил, что внучек забрал сын к себе в город, их звал тоже, но они отказались.
- На кого такой домина оставим, вмиг все растащат! - заявил он поселенке. Хозяин избы все еще был уверен, что Анна принимает его сына за полицая, который служит в городе.
Еще Трофим сказал, что соседнее село сожгли каратели, а жителей куда-то увели. Их деревню Бог миловал, так что беспокоиться не стоит пока.
Анна Максимовна накормила сына, наказав ему сидеть дома и за ворота не показывать носа, и побежала на работу.
Как назло, по пути повстречался староста, который люто ненавидел женщину. Он еще не забыл ее шутки, поэтому, заметив молодую поселенку, ехидно бросил ей в спину:
- Немецкая власть не забрала еще тебя? Недолго ждать, настанет час, жди!
- Ждать - не устать, было бы чего искать!
- Ну-ну! - ухмыльнулся тот.
Скоро настал этот день. Анна ждала его и держала под топчаном необходимые вещи в вещевом мешке. Она успела бросить туда каравай хлеба и вареный картофель, когда налетели на деревню немцы. Трофима и Марфу сразу увели куда-то, а поселенку с ребенком выгнали на улицу. Фашисты были хорошо осведомлены, кто жил в деревне и каком доме.
- Постарался, сморчок! - зло вспомнила Анна плюгавого старосту.
Потом всех согнали на дорогу и под конвоем, пешими, повели, как скот, на запад. По дороге примыкали люди из других деревень. С каждым днём этих несчастных людей становилось всё больше. Была летняя жара, и, когда проходили через деревню, немцы поджигали дома, и становилось ещё жарче. Люди шли по пыльной грунтовой дороге и вглядывались: впереди не видно начала колоны и конца невозможно рассмотреть. Конвой следовал и спереди, и сзади, и по бокам. Только на ночь останавливались в поле или около речки. Продуктов немцы не давали, люди кормились тем, что успели прихватить с собой.
Рано утром конвоиры кричали:
- Рус, вставай, поехали...
И опять вели их целый день по жаре пешком.
Несколько раз налетали на мирную колонну одновременно советские и немецкие самолёты. Они стреляли друг в друга, кружась, как шмели над людьми, потом разлетались в разные стороны, не причинив никому вреда.
Когда подходили к городу, из облаков вынырнули два советских истребителя. Их обстреляли из зениток фашисты. Они подбили один самолет, и он, выпуская черный шлейф дыма, потянул за лес. Другой остался невредимый и моментально исчез из вида. Колонну пригнали к железнодорожному вокзалу и расположили на большом лугу рядом. Это была уже Эстония. Ночью появились советские бомбардировщики и бомбили какой- то объект в городе. Анна прикинула, что не дальше километра, поэтому сюда долетали осколки. К счастью, никого не задели, но люди ужасно боялись, лежали, закрывая руками головы.
Два дня фашисты делили людей на группы и переписывали всех. Затем погрузили в товарные вагоны, дали по буханке хлеба на душу и куда-то повезли.
Анна и Олег пристроились возле стенки на полу. Рядом сидели другие женщины и дети, тихо переговаривались между собой. Через приоткрытую дверь вагона иногда мелькали исковерканные вагоны и рельсы - результат налета авиации, и все молили Бога, чтобы не разбомбили их эшелон.
Олегу очень хотелось кушать, но мать не давала много, говорила, что неизвестно, сколько еще ехать, нужно экономить. Мальчик, чтобы не думать о хлебе, нашел в стенке щелочку и рассматривал через нее пробегающий лес и телеграфные столбы вдоль железной дороги. Когда надоело это занятие, принялся играть с соседним мальчиком на щелбаны.
Анна то о чем-то судачила с женщинами, то дремала, низко опустив голову на грудь, то размышляла о том, что будет с ними дальше. Вот уже год живет с сыном в неволи и
конца края этому не видать. Олег не доедает, не учится в школе. Они спят как попало, урывками. Кругом бродят смерть, болезни и страдания.
- Господи! Сделай так, чтобы прекратилась бессмысленная бойня, пришел мир, и люди могли жить, как раньше, - прошептала Анна и перекрестилась.
- Ты чего, мама? - сын удивленно смотрел на нее. - Ты говорила, что не веришь в Бога, когда папа спрашивал тебя.
- Да верю, сынок, верю в Бога. Кому еще доверяться в такое смутное время? Твой отец у нас партийный человек, им запрещена вера в Господа. Вот и притворялась, чтобы угодить ему. Грешна была, каюсь! Домой вернемся, повешу иконы на место.
На остановках конвоиры разрешали выходить из вагонов, но далеко не давали отходить, стреляли в спину, если кто отдалялся слишком далеко. Иногда эшелон встречали местные жители и передавали хлеб. На всех не хватало, но люди радовались, что кто-то заботился о них.
Рано утром состав прибыл на станцию недалеко от моря. Анна с Олегом видели через дверь бескрайнюю водную равнину, испещренную белыми пенными барашками волн, и услышали, как кто-то сказал:
- Балтийское море, товарищи.
На что какая-то женщина в вагоне отчаянно крикнула:
- Утопят, как котят!
Но и без этого заявления людей одолевал страх - неизвестно, что будет с ними дальше. Затем последовала команда разгружаться. Людей повели колонной в лагерь, который был в километре от моря. Когда завели в ворота, то все увидели одноэтажные казармы. Женщины и дети разместились прямо на бетонном полу без кроватей, одеял и подушек.
Что было с собой у кого, то и стелили. Опять переписали по группам по тридцать человек. Каждой выдали по паре ведер, чтобы ходить в столовую дважды в день. Там наливали по ведру супа и чая, выделяли на каждого по сто грамм хлеба.
Анна впервые услышала о карантине и, что находятся в Польше. Их держали здесь целый месяц. Самые слабые - старики и дети - болели и умирали. Никто не лечил, человек триста отправили на местное кладбище за это время.