Вскоре она вернулась, поставила на стол деревянные миски с капустой и ядреными огурцами и села рядом с партизанкой, исподтишка рассматривая ровесницу.
- Тебя как звать? - спросила Елена.
- Нюра.
- Анна, значит, а меня Лена, будем знакомы.
- Ты партизанка?
- Не видно?
- Что за одежда на тебе? - не отвечая на вопрос, спросила Нюра.
- Да обыкновенная, солдатская форма, командир выдал для удобства. Что, к нам хочешь?
- Не, я боюсь. У тебя и ружье есть? - глаза девушку светились неподдельным и живым любопытством. Елена рассмеялась:
- Коли партизан, то непременно должен с ружьем бегать по лесу. Нет, мне хватает без этого работы в отряде: картошку чистить, стирать, одежду латать.
На лице Нюры отразилось явное разочарование, и Лена поспешно добавила:
- Раненных перевязывать приходилось, а если стрелять придется, то не промахнусь тоже, не сомневайся!
- Ишь, какая!
- Какая?
- Боевая! Не то, что я. А где находитесь вы?
- Военная тайна, не спрашивай!
- Ишь, ты!
Глава 23
Шел шестой месяц фашистской неволи. Изменился быт пленных. К зиме их перевели в бараки, одели в шинели и шапки, снятые с убитых солдат. Немцы привезли ворох одежды и сбросили на землю, чтобы пленные солдаты подобрали себе. Павлу досталась шинель с дыркой от пули на груди.
- Зато шапка цела, - горько усмехнулся он.
- У меня - наоборот: шинель без дыр, а шапка велика и прострелена, отверстие в два пальца. Голова будет мерзнуть!
- На пилотку надевай, не будет слетать и дыра закроется.
Военнопленных гоняли каждый день на работу. Павел расчищал завалы на дорогах, засыпал воронки. Он, молча, выполнял тяжелую работу, поглядывая по сторонам, выжидая удобный случай, рвануть в ближайший лес, убежать из постылой неволи. Но немцы надежно охраняли плененных красноармейцев.
Кругом лежали сугробы. В них по колени тонули ноги, было холодно, и недоедающие слабеющие люди даже не помышляли бежать зимой. Молодые парни боролись за жизнь, никому не хотелось умирать. Но к февралю 1943 года из двухсот человек ремонтной бригады, куда входили Павел и Илья, остались девяносто изможденных мужчин. Остальные умерли от голода и ран.
Тяжелая работа с рассвета до заката солнца и скудное питание измотали друзей, и они безразлично выполняли приказы немцев, прислушиваясь к артиллерийской канонаде, которая день ото дня приближалась к городу Ржеву.
- Никак наши лупят по фашисту! - радовался Павел Семенович, прислушиваясь к далеким взрывам. - Смотри, как встревожились немцы.
Илья кивнул головой и сказал:
- Скорее бы освободили нас, а то сил нет работать на супостата.
Враг заспешил, каждый день отправлял на запад эшелоны со скотом, оборудованием, вывозил на работы в Германию молодежь. По шоссе в тыл катились вереницы грузовиков, набитых людьми и награбленным добром.
Военнопленные не дождались освобождения. 23 февраля их построили и погнали на железнодорожную станцию, погрузили в вагоны и отправили в город Ярцево Смоленской области.
Там выгрузили и в сопровождение охраны с рвущимися с поводков собаками повели на сборный пункт военнопленных. Старинный город встретил красноармейцев опустевшими улицами и разбитыми домами. К весне сорок третьего года в городе осталось около четырех тысяч жителей, в десять раз меньше, чем до войны.
Павла Семеновича с утра лихорадило, он с трудом передвигал ноги. Илья, видя состояние друга, шел рядом, поддерживая его за плечи. Когда их затолкали в барак, Павел рухнул на ближайшие нары и потерял сознание.
На крики Ильи пришли солдаты, они долго о чем-то говорили, поглядывая на Павла Семеновича. Затем один из них ушел и вернулся через десять минут с носилками и фельдшером, который осмотрел больного и сказал:
- Тиф. Несите его в инфекционный барак.
- Не выживет, к утру умрет, - сказал один солдат.
- Русские живучие, пару дня протянет, - возразил другой, показывая автоматом на хмурые лица военнопленных кругом.
- Ты, не прав, Курт, этот парень не умрет. Спорим на две рейхсмарки? - возразил фельдшер.
- Многовато будет, пожалуй, для этого доходяги, но я согласен. Деньги твои, если он останется на этом свете, ну, а если подохнет, значит, ты отстегнешь две марки. Согласен?
- По рукам!
Павла унесли в карантинный барак и положили на нары. Рядом лежали такие же
бедолаги в тифозном жару. Многие бредили в беспамятстве, бормотали о чем-то или звали на помощь. Между ними сновали военнопленные санитары, мочили в моде тряпки и прикладывали к головам стонущих людей, поили их, когда те приходили в себя. Больше они ничем не могли облегчить страдания умирающих от болезни красноармейцев. К утру десять человек затихли навечно, некоторые пришли в сознание, остальные продолжали метаться по нарам в бреду.
В барак вошел вчерашний фельдшер с солдатами. Они привели военнопленных солдат для уборки трупов и обработки тифозного барака дезинфицирующим раствором. Павел Семенович был жив, но лежал без памяти. Фельдшер осмотрел его и удовлетворенно кивнул головой. Парень даже в бреду цеплялся за жизнь и просил воды. Подозвав кивком русского пленного санитара, фельдшер приказал напоить больного и сменить на лбу повязку. То ли денег было жалко, и он хотел выиграть две марки. То ли немолодой медик сочувствовал молодому голубоглазому человеку и искренне хотел, чтобы тот поднялся на ноги. Он навещал Павла два раза в день. Всякий раз подходил и наблюдал за ним. Павел Семенович на второй день так же лежал на нарах безвольной колодой с запекшимися от высокой температуры губами.
Фельдшер, покачав сочувственно головой, уходил прочь, приказав в очередной раз напоить больного водой.
На третий день Павел пришел в себя. Температура спала, и молодой человек тихо лежал, но уже не бредил. Санитар принес в котелке немного баланды и накормил его. Молодой организм пересилил болезнь, и Павел Семенович пошел на поправку.
Через день он поднялся на ноги и помогал санитарам поить и кормить больных. На следующее утро Павла перевели в общий барак, и он встретился с Ильей.
- Эко тебя скрутила хворь, братец. Кожа да кости остались, качаешься от ветра, - сочувственно присвистнул он, рассматривая изможденного друга.
- Болезнь не по лесу ходит, а по людям. Ничего, кость цела, а мясо наживем.
Но окрепнуть физически Павлу немцы не дали. Через день ранним утром построили и куда-то повели.
К вечеру уставшие и отупевшие от долгого пути люди увидели город.
- Никак, Смоленск, братцы! - услышал Павел удивленный голос позади. - Я воевал здесь. Значит, драпает немчура на запад, а то с чего бы отправили нас сюда.
- Нам-то, что с того, если бегут гитлеровцы? Все равно не вырваться на волю! - горький возглас заросшего бородой до ушей солдата резанул по сердцу Павла Семеновича.
- Правду говорит человек. Семь месяцев гнием в плену и ни одной попытки бежать, - вполголоса сказал Илье он.
- Ага, тебе сейчас в самый раз тикать отсюда! - укоризненно покачал головой друг, бережно поддерживая за руку ослабевшего Павла. - Да и как уходить, когда везде охрана с собаками.
В Смоленске пленных задержали полмесяца на ремонтных работах. Вновь водили на восстановление разбомбленных советской авиацией шоссе и железнодорожных путей, кормили впроголодь. Одежда прела от сырости и расползалась по швам. Пока спасали шинели, в которую пленные закутывались поплотнее и неспешно брели на работу в сопровождении фашистов. Ни окрики, ни толчки в спину не могли заставить их прибавить шаг. Постоянный холод и голод обрыдли людям так, стало безразлично: сейчас придет к ним смерть или позже.