Я задумался об этом еще когда смотрел его медицинскую карту в кабинете Линкольна. Тогда у меня промелькнуло в очередной раз: бедный мальчик. Но сейчас эта моя догадка, в истинности которой я, впрочем, нисколько не сомневался — хотя по тому, как держался этот парень, никогда нельзя было бы предположить такого — была козырем в рукаве. У меня припасен для тебя контрольный выстрел, Эрик Стоун, малолетний убийца своего отца, подумал я и как бы между прочим произнес:
— Я тут подумал, Эрик, ты ведь с четырнадцати лет мотаешься по спецучреждениям. Слушай, а ты хоть раз был с девушкой? — Я сделал паузу, украдкой наблюдая за Стоуном и за тем, как меняется выражение его лица, а потом закончил. — Нет, правда, тебе же почти двадцать один. Я подумал, наверное, паршиво…
Я видел, как изменился весь его вид, слышал, как прерывисто он задышал, однако мой выпад возымел даже больший эффект. Я недооценил свою проницательность и неожиданно вторгся на территорию, которая была у этого парня под грифом «Вход воспрещен».
— Убирайся на хрен, Миллер! — Прошипел он, скинув со стола пепельницу и зажигалку, и быстро перешел на крик. — Я не просил тебя приходить! Я не просил лезть ко мне! Оставьте меня, наконец, в покое! Убирайся на хрен отсюда!
Бьюсь об заклад, если бы у него под рукой что-то было, он бы швырнул это в меня.
Я поспешил выйти, а остальное доверил санитарам, которые быстро увели Стоуна в палату.
— Что ты себе позволяешь? — Фыркала на меня Дороти, когда мы встретились в кафе. — Зачем ты это сделал, Фрэнк?
— Сделал что? — Я частично еще находился в своих мыслях, которые очень быстро сменяли друг друга. — Поставил парня на место?
— Ты же знаешь, с пациентами так нельзя!
— С пациентами? А он не пациент! Он преступник, Дороти, опасный преступник! К тому же, весьма самодовольный грубиян. И я не собираюсь с ним нянчиться! Он хотел такого общения, он его получил. И кстати, могла бы предупредить меня о его шраме.
— Это есть в его карте, Фрэнк. Я думала, ты читал ее.
— Этот Линкольн так достал меня, — я перешел к оправданиям, осознав, в каком глупом свете только что себя выставил. — До шрама я не дошел. Что там случилось? Кто его так?
— Он сам.
— Что? — От удивления я выронил вилку, и та звонко упала на фарфоровую тарелку.
Дороти кивала головой.
— Черт! — Только и смог протянуть я.
— Да, это было еще в самом начале его пребывания в колонии. Никто до сих пор не знает, зачем он сделал это, и как бы далеко зашел, если бы его не остановили.
— Этому парню для полного успеха не доставало воды и уединения.
— Что ты имеешь в виду? — Не поняла Дороти мой черный юмор.
— То, что будь он один в ванной с теплой водой, у него все бы получилось еще в первый раз, мы бы избежали многих проблем, и все были бы довольны результатами.
Дороти неодобрительно качала головой, а я все больше убеждался в необходимости того, что мне следовало предпринять еще пять лет назад. Этот Эрик Стоун при своей привлекательной внешности — и теперь я мог заявить это абсолютно уверенно — сам считал себя абсолютно не красивым и, возможно, даже уродливым. Именно поэтому его так бесили все эти наши «симпатичный парень» и «ты хорош собой». Я мог дать голову на отсечение, что был прав, потому что иначе с чего бы ему было уродовать свое лицо. Теоретически возможен был еще вариант, что, парень, осознающий свою красоту, пытается намерено испортить ее, но это точно был не случай Эрика — слишком пафосно. Ну а если вполне симпатичный парень считает себя совершенно не красивым, отправляйтесь искать скелеты в семейных шкафах.
— И что ты теперь думаешь делать? — Вдруг так кстати спросила Дороти.
— Я хочу поговорить с его матерью, — ни секунды не задумавшись, ответил я.
— С его матерью? — Глаза Дороти округлились.
Она предположила, что я уже готов был уехать домой и бросить это гиблое дело, но я и не думал сдаваться.
— Да, я хочу поговорить с этой Джиной Стоун. Она же живет где-то неподалеку?
— Да, но она отказалась даже в суде выступать и, вообще…
— Так пусть теперь со мной поговорит, — перебил я. — Пусть попробует объяснить свое свинское поведение! Мы тут как два благородных рыцаря-идиота, пытаемся взять непреступную крепость под названием Эрик Стоун, а она… Где она? Хоть раз она навестила своего сына? Пусть он последний подонок, пусть конченый псих, но она же мать, в конце концов!