Дороти встретила меня у входа в клинику, куда я направился сразу по приезду. Она рассказала мне, что Эрик снова вскрыл себе вены. «Завидное постоянство», — отметил я, но Дороти не оценила иронии и осуждающе посмотрела на меня. Очередной сеанс терапии был назначен на три часа следующего дня, и Мэтьюс с огромным удовольствием был готов уступить свою смену мне. У меня было еще время, и я предпочел потратить его на беседы с врачом, работавшим в колонии, с Дороти и с персоналом клиники, который занимался случаем Стоуна. Не скрою, у меня были кое-какие предположения по поводу того, почему парень решает покончить с собой в колонии для несовершеннолетних. Мне приходилось сталкиваться с подобными делами раньше, и большинство из них, к сожалению, не отличались оригинальностью. К тому же, я отлично помнил, каким привлекательным был Эрик.
Тюремный врач Джонатан Линкольн был на редкость мерзким типом. Он передал мне карту Стоуна и подтвердил все догадки. «Принуждение к половому акту с применением физического насилия» — значилось в деле. Очень сухая формулировка, отметил я про себя, продолжая листать. Карта была довольно объемная. Эрик был частым гостем в небольшом госпитале при колонии. Переломы, растяжения, ушибы и рассечения, — все получено в драках. Ничего удивительного. «Острое отравление неустановленным веществом» — эта запись меня заинтересовала.
— Что это? — Обратился я к Линкольну, указывая на поставленный им же диагноз.
— Мы так и не поняли, чем именно он отравился, но, судя по тому, в каком состоянии его доставили, мы констатировали попытку самоубийства.
— Да неужели? — Я был поражен.
Трижды парню не повезло. Действительно, какой-то злой рок.
Я продолжал листать карту, где все было тщательно задокументировано, в том числе и визуально. На фото были две татуировки Эрика. Одна сзади на шее — «Лучше умереть» и слово «Никогда» на левом плече. Хотя, вторая, как мне показалось, была не завершена.
— Что вы еще можете сказать о нем, доктор Линкольн? — Повернулся я к Джонатану.
— Стоун часто попадал сюда, — начал он. — Вспыльчивый парень. Постоянно с ним были какие-то проблемы. Сказать честно, так поскорее бы его перевели.
— Проблемы? — После такого глупого замечания Линкольн мне окончательно разонравился. — У вас тут просто бардак! Парень, судя по записям, не раз подвергался изнасилованию! Проблемы у вас! — Неодобрительно заметил я.
— Это не курорт, мистер Миллер, — холодно ответил он. — Здесь такое случается постоянно.
— Ладно, я все понял. Спасибо, доктор Линкольн.
На этом мы попрощались, я отдал ему карточку и поспешил к Дороти.
Мы беседовали об Эрике Стоуне. Дороти сообщила, что он не желает ничего рассказывать и идти на контакт. Впрочем, с чего бы ему разговаривать с ней — они не виделись пять лет, к тому же, она была адвокатом, который парню, похоже, был совсем не нужен.
На следующий день я пришел на встречу. Я не знал, как все повернется, и не представлял, о чем мне разговаривать с этим парнем, но, как я уже говорил, любопытство и профессиональный интерес делали свое дело. Я не очень верил и в то, что трюк с сигаретами сработает во второй раз, но все же захватил с собой пачку.
— Привет, Эрик, — сказал я, едва войдя в ту же комнату для встреч, где мы виделись без малого пять лет назад.
Стоун стоял спиной ко мне, уставившись в зеркальное стекло и скрестив руки на груди. Он заметно подрос и возмужал: у него было атлетическое телосложение, сильная спина, натренированные руки, волосы теперь были коротко пострижены. Я вошел, небрежно бросил блокнот, ручку и сигареты на стол. Эрик все это время ничего не говорил и как будто даже не шевелился. Я сел и продолжил монолог.
— Мы встречаемся с тобой при слишком уж похожих обстоятельствах, тебе не кажется? — Я хотел, чтобы мой голос звучал непринужденно, чтобы я ни в коем случае не походил на своих коллег. — Похоже, у меня снова есть всего лишь несколько месяцев, чтобы убедить тебя поговорить.
— Что вы хотите, чтобы я рассказал? — Неожиданно ответил он, не поворачиваясь.
— О! Ну это гораздо быстрее! — Усмехнулся я. — В прошлый раз, помню, на это ушло месяца два.
— Это очень смешно, — отрезал Эрик, развернувшись, наконец, ко мне. И, могу поклясться, в этот момент я чуть не упал со стула.
Определенно, того напуганного мальчика уже не было. Теперь на меня смотрели полные неприкрытой ненависти глаза, но не это потрясло меня. Через правую часть лица у парня проходил шрам: почти от самой брови он скользил по скуле и щеке. И хотя он был, судя по всему, давний, впечатление производил жуткое. Да, это была солидная доля уродства для такого лица, каким обладал Эрик. Стоун смотрел на меня, оставаясь стоять у стекла, как будто ожидая очередной глупой фразы, но на минуту слова покинули меня. Я был возмущен. До глубины души возмущен тем, что ни доктор Линкольн, ни Дороти ни словом не обмолвились о столь очевидных изменениях во внешности Эрика. И ведь в медицинской карте ни слова не было об этом шраме. Но тут же осекся, вспомнив, что не дочитал «историю болезни» до конца, стремясь как можно скорее распрощаться с мерзким тюремным докторишкой.