Он мотает головой.
— Что ж так?
— Это все в прошлом… Я исправился… Правда… Клянусь…
Я не могу сдержать смех.
— Исправился?! Ты думаешь, можно все исправить? Ну, попробуй сейчас все исправить!
Он молчит и мотает головой.
— Что ты можешь теперь исправить, извращенец?!
— Пожалуйста, Эрик, прошу, не убивай меня! Умоляю!
— Вы все такие жалкие! — Сквозь зубы говорю я. — Вы все такие напуганные! Вы умоляете не убивать вас! Черт возьми! Вы умоляете! Вы от страха, наверное, наделали в штаны! С маленьким мальчиком вы были куда смелее! Где же ваш пыл?! Теперь ты уже не такой смелый! Теперь ты не можешь просто зажать мне рот своей грязной рукой, тварь! Теперь ты не можешь швырнуть меня на диван! Ты не можешь ударить меня! — Я перевожу дыхание и продолжаю кричать. — Хочешь ударить меня сейчас, ублюдок? Хочешь попробовать?! Хочешь дать мне пощечину?!
Я подхожу ближе. Я подхожу к нему почти вплотную и приставляю дуло пистолета к его губам. Он начинает плакать. По его мерзкой роже текут слезы. Губы дрожат. Я замахиваюсь и бью его рукояткой револьвера.
— Хватит ныть! Не устраивай истерик! Где же твоя смелость, урод!
— Не убивай меня, Эрик! — Умоляет он. — Прошу тебя! — Он держится за щеку, по которой пришелся удар. — Я дам тебе денег!
Я не могу сдержать смех.
— Денег?! Сколько?! Сколько ты можешь дать мне денег?!
— Много! — Он как будто нащупал ниточку надежды. — У меня много связей. У меня в банке много денег.
— Сколько ты дашь мне денег, мразь?! Во сколько ты оценишь то, что вы сделали со мной?!
Он замолкает. Он понимает, что никакой надежды у него нет. Но он так отчаянно не хочет умирать.
— Пятьсот тысяч! Шестьсот! — Быстро говорит он. — Эрик, я достану миллион долларов, только не убивай меня!
— Твоя жизнь столько не стоит. Она ни хрена не стоит, ублюдок! Ни единого долбанного цента!
— Я сделаю, что хочешь. У меня много знакомых. У меня есть связи почти везде…
— Надеюсь, у тебя есть связи там, куда ты попадешь, когда сдохнешь, — говорю. — Хотя не думаю, что для таких уродов как вы есть там место.
— Эрик! — Сквозь слезы кричит он. — Прости меня! Умоляю! Прошу, прости! Я больше не занимаюсь этим! Я стал другим человеком! Я стал нормальным!
— А я нет! — Кричу в ответ. — Я не стал нормальным! И тебе очень не повезло, что я не сдох в колонии! Тебе ох как не повезло, что я не сдох в тюрьме, урод!
— Умоляю тебя, Эрик! — Я плохо разбираю его слова сквозь всхлипы.
— Заткнись!
Я стреляю ему в пах. Он орет. Громко орет от боли.
— Заткнись!
Я опускаюсь на колени, наклоняюсь и зажимаю ему рот рукой.
— Не кричи, тварь! Помнишь, как ты зажимал мне рот, когда я кричал? Помнишь?
Он кивает.
— А знаешь, почему я кричал? Потому что мне было больно! Мне было чертовски больно! Намного больнее, чем тебе сейчас! Намного!
Он кивает. Я убираю руку и поднимаюсь с пола. Я весь в его крови. Как только я поднимаюсь, он снова начинает орать.
— Да что с тобой делать, сволочь! — Говорю и выпускаю в него оставшиеся пять патронов. Почти все я выпускаю ему в лицо.
Я весь в крови. Я весь в его мерзкой крови. Я выхожу из дома. На улице в это время никого нет. Я сажусь в машину и доезжаю до обрыва. Там я снимаю одежду. Там я вытираю кровь этого ублюдка. Я переодеваюсь и сбрасываю машину в пропасть. Она летит и взрывается, едва ударившись о землю. Теперь мне надо пройти несколько миль. Там я припарковал другую машину.
Я завожу мотор и возвращаюсь в мотель. Я иду в душ. Я смываю с себя запах крови этого ублюдка. Я смываю с себя запах сирени и клубничной жвачки. Я смываю с себя его пощечины, его дыхание. Свежего воздуха становится еще больше. Мне все легче дышится.
Я думаю об Элис. Я думаю, что мне пора возвращаться к ней. Я думаю, что в прошлый раз, когда я подарил ей букет роз, она была очень рада. Я думаю, надо опять купить ей цветы. Я думаю, что очень скоро все будет хорошо. Элис, только надо немного подождать. Еще совсем чуть-чуть.
Глава десятая
Элис Миллер
Джон опять принес мне цветы. Он снова пропадал на несколько дней. В последнее время это случалось часто. Так часто, что я как будто уже начала к этому привыкать. Я боялась, только бы он не сорвался, только бы не бросил все, только бы не бросил нас, только бы не поставил на себе крест.
Было уже поздно. Марио спал. Пока я искала вазу, Джон сидел на кухне со стаканом виски. Нельзя сказать, что Салливан много пил. Иногда, когда ему становилось совсем невыносимо, он мог пропасть на вечер и напиться где-нибудь. Я почти никогда не видела его пьяным. А стакан виски, чтобы притупить боль, это мне было знакомо.