де могил, а ведь раньше одно упоминание о кладбище и покойниках вызывало в нём неприятную дрожь. - Это ещё хорошо, что кладбище не загородное, - Герман вошёл на территорию кладбища. - А то Антонина Аркадьевна, действительно, не вернулась бы домой. При нынешней-то криминальной обстановке! ...Машина мама сидела возле свежего могильного холма. Гера сразу и не заметил женщину, которую скрывали венки, она будто поселилась на могиле мужа. - Тётя Тоня! - громко позвал её Гера. - Я хочу с вами поговорить! И когда из убежища, образованного венками, показалось лицо Антонины Аркадьевны - отрешённое, по цвету близкое к траурной зелени венков - Герман ужаснулся. Юноше показалось, что ему предстоит разговор с живой покойницей и неизвестно, сможет ли он достучаться до её омертвевшего сердца. Но мгновенно вспомнив лицо Маши, заплаканное; вспомнив её глаза, беспомощные; вспомнив её вздрагивающую спинку, хрупкую...Герман моментально сообразил, как можно спасти Машу от одиночества. - Тётя Тоня, я пришёл, потому что мне... Алексей Алексеевич приснился! Машина мама вздрогнула и поднялась. Она внимательно вглядывалась в лицо Германа. - Приснился? - Да. - И?.. Что?.. Что тебе приснилось? Герман разволновался - судьба обеих женщин была в его руках. Антонина Аркадьевна нуждалась в помощи не меньше, чем её дочь. - Алексей Алексеевич ходил возле нашего дома и... был очень расстроен, - Герман фантазировал и удивлял себя своими измышлениями. - Он был огорчён... Герман не знал, прав ли он и станет ли эта ложь спасением. Но он видел страдания Антонины Аркадьевны и понимал, что помочь ей сможет только забота о дочери, лишь вместе с Машей они смогут пережить горе. - А он ничего тебе не говорил? - Антонина Аркадьевна заинтересовалась сказанным Герой. - Нет. Женщина вздохнула. - Гера, а я очень хочу, чтобы Алёша мне приснился, прошу его об этом, - Антонина Аркадьевна с надеждой смотрела на Германа, будто он мог помочь ей исполнить желание. - Но он почему-то мне не снится, а я так хочу, чтобы он позвал меня, может быть, тогда закончится это мучение... Герман набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы выговорить дальнейшее было легче. - Не думаю, чтобы Алексей Алексеевич хотел позвать вас, - голос его зазвучал решительнее и Герман понял, что прав. - Я уверен, ваш муж был огорчён тем, что Маша всегда бывает дома одна. Антонина Аркадьевна удивлённо посмотрела на Германа. - Маша уже взрослая и во мне не нуждается! - Если вы решите умереть, Машу отправят в детский дом, потому что вряд ли сестра Алексея Алексеевича сможет приехать из Норильска, чтобы воспитывать племянницу! Антонина Аркадьевна хотела возразить, но Герман перебил её. - Вы должны понимать, что такое детдом, Антонина Аркадьевна! Неужели вы хотите подвергнуть Машку такому испытанию?! И потом, ей тоже тяжело, а вы бросаете её и пугаете своими намерениями расстаться с жизнью! Герман говорил неожиданно громко. - Гера, но я не могу жить без мужа... Антонина Аркадьевна заплакала. Она была несчастной, одинокой, убитой горем женщиной. Она не могла найти сил, чтобы помочь выжить не только себе, но даже дочери. Герман подошёл к Антонине Аркадьевне и обнял - сочувствие, жалость, понимание и желание помочь направили его в новое, спасительное русло. Гере казалось, что им движет Кто-то, поскольку не слишком свойственно было ему мыслить чувственно и гибко. - Тётя Тоня, пожалуйста, подумайте о Маше, она же ещё небольшая, ей нужно окончить школу, поступить в институт, - Герман чувствовал, что Антонина Аркадьевна такая же хрупкая, как и Маша, и сходство это ещё больше подвигало его к решительным словам. - Я уверен, Алексей Алексеевич в моём сне был недоволен именно этим - вам нельзя вот так бросать Машу, как бы ни тяжело вам было, нужно жить ради дочери! Вам надо постараться! Антонина Аркадьевна всхлипывала - этот мальчик неожиданно стал для неё человеком, способным поддержать и вразумить. Но горе её было настолько велико, что до конца отказаться от желания соединиться с мужем она не смогла. Слёзы не иссякли. И, плача, женщина отстранилась от Германа и повернулась к могиле мужа. - Я не оставлю Машу, Алёшенька. Не беспокойся о своём небушке, - Антонина Аркадьевна замотала головой: - Но только до восемнадцати лет... Алёшенька, пожалуйста, потом возьми меня к себе! Я не могу без тебя жить! Она обошла могилу мужа, поправляя ленточки на венках. У Германа щемило сердце. Но его боль стоила затраченных сил - Антонина Аркадьевна теперь будет внимательнее относиться к дочери. И Машина жизнь когда-нибудь станет более ровной и спокойной... ...Герман шёл с Антониной Аркадьевной в сторону Садового кольца - она попросила его добраться до дома пешком, так она сможет успокоиться. Они шли долго, и Гера старался отвлечь её нехитрым разговором об изменившихся московских улицах - семьи их имели глубокие столичные корни, поэтому и Герману и Антонине Аркадьевне небезразлично было происходящее с городом, и ещё они могли сравнить воспоминания своих предков с собственным мироощущением и подискутировать. А когда они, наконец, миновали Земляной вал и достигли Садово-Черногрязской, Герман ощутил, как защемило сердце. Чем ближе они были к дому, тем сильнее ныло его сердце. И тогда он понял причину своего сердечного беспокойства. И осознал, почему в его жизни произошли эти два случая, когда он чувствовал себя мужчиной... Антонина Аркадьевна держала его под руку, а Герман хотел, чтобы также легко и в тоже время уверенно, его под руку держала Маша. Герман вздохнул и запрокинул голову - на него смотрело ярко-синее небо тёплого апрельского вечера.