Глава 5
ЕЛИЗАВЕТА ГРИГОРЬЕВНА Елизавета Григорьевна Ковская была доктором. И не просто доктором, а человеком, взращённом на атеизме. Поэтому у неё не было оснований верить в существование души. И когда Елизавета Григорьевна стала чувствовать непонятные симптомы, она решила - годы стали напоминать о себе. Вот и начинается старение. - В сорок пять лет, - вздохнула доктор Ковская. - Рановато... Но при моей неспокойной жизни другого и ждать нечего... Но она знала, что ей нужны силы, чтобы поставить Германа на ноги, помочь сыну приобрести твёрдую почву! И Елизавета Григорьевна без колебаний решила бороться с наступающей старостью - она не будет махать на себя рукой, как делают многие, не желая ввязываться в кутерьму поликлиники, и думая: «Обойдётся! Сидя в очереди к врачу заболеешь ещё больше!» Мама Германа принялась обследовать себя и, благо, это не было ей в тягость - поликлиника, в которой она работала, даже будучи детской, имела всё необходимое оборудование, да и коллеги с удовольствием консультировали её. Елизавета Григорьевна после проведённого обследования прибывала в ещё большем недоумении, чем до него. Кардиограмма не показала никаких нарушений в деятельности сердца, сосудистая система была в норме, анализы имели великолепные результаты, и говорить о возможных нарушениях в работе каких-либо внутренних органов не приходилось. Женщина была здорова. Но непонятные ощущения - дрожь, временами поражающая различные части тела, и странные колебания в области сердца - продолжались, и день ото дня беспокоили Елизавету Григорьевну всё больше. И в один из апрельских дней странности, происходящие с ней, объяснились. И объяснились случайно, что натолкнуло Елизавету Григорьевну на удивительные мысли. ...Доктор Ковская обходила с вызовами свой участок. День сегодня был не из лёгких - сначала, с двенадцати до пятнадцати, она принимала пациентов в поликлинике, а потом отправилась навещать больных. Одной из заболевших оказалась дочка классной руководительницы Германа. К счастью, у девочки оказалось несложное простудное заболевание. Елизавета Григорьевна успокоила близких ребёнка, назначила курс лечения и установила срок прихода на осмотр в поликлинику. - Елизавета Григорьевна, а Герман как себя чувствует? - поинтересовалась классная руководительница. - Уже лучше, - мама Геры очень постаралась не выдать своего удивления вопросу учительницы. - После выходных придёт на занятия? - Думаю, что придёт, - Елизавета Григорьевна заставила себя улыбнуться. И почувствовала, как в груди затрепыхалось что-то... Этот вызов был последним. И Елизавета Григорьевна, попрощавшись с классной руководительницей сына, неторопливо брела по улицам. Она шла, не задумываясь о своём пути - всё смешалось. Елизавета Григорьевна думала одновременно о Германе, о его неожиданном пропуске уроков, о беспокойном трепыхании в своей груди... - Неужели? - Елизавета Григорьевна не хотела верить в то, что Герман может беззаботно относиться к своему будущему, что он променял дальнейшее благополучие на сиюминутные развлечения. Елизавета Григорьевна прошла мимо своего дома, она направилась в сторону Садового кольца, на троллейбус. Женщина решила съездить в институт и поинтересоваться, с какой периодичностью сын посещает подготовительные курсы. И подсказало ей так поступить непонятное трепыхание в груди. - Неужели?.. - Елизавета Григорьевна не решалась поверить в свою догадку. Но другого объяснения трепыханию в груди больше не было. Ни современные медицинские приборы, ни прекрасные методы анализа, ни опытные доктора не смогли обнаружить... душу? Душу, трепетавшую в Елизавете Григорьевне, волнующую её, и предупреждающую об опасности, угрожающей будущему сына? Для Елизаветы Григорьевны такое объяснение было невероятным, но в то же время оказалось единственным. И спустя час доктор Ковская получила подтверждение всем своим «неужели». Герман, на протяжении всего учебного года, регулярно, каждую среду, пропускал подготовительные курсы, а значит, именно поэтому волнение не покидало Елизавету Григорьевну - душа предупреждала её о грядущих неприятностях и сложностях. Потрясённая своими открытиями, Елизавета Григорьевна решила добраться до дома пешком. Ей нужно было успокоиться и обдумать произошедшее. Во-первых, нужно было сделать всё, чтобы ни родители, ни брат с сестрой не узнали о случившемся. Нравоучений, источаемых ими, Елизавете Григорьевне и без этого хватало. А во-вторых, нужно было в кратчайшее время образумить и обуздать Германа. Пройдя длинный путь по Садовому кольцу, Елизавета Григорьевна твёрдо решила: она не позволит Герману поддаться увлечению - а в том, что здесь замешана девушка, она не сомневалась - и не позволит нарушить данное им когда-то обещание. Герман обязан стать стоматологом и вызволить мать из этой квартиры, поскольку только эта надежда и давала ей силы жить с невыносимыми родственниками. - У меня есть не только убедительные аргументы, но и способ, который вызволит Геру из трясины. Елизавета Григорьевна и не вспомнила, что когда-то обещала себе не вмешиваться в жизнь сына. Елизавета Григорьевна Ковская шагнула в свой дом с твёрдой уверенностью, что сможет помочь оступившемуся сыну не упасть. ГЕРМАН - Герман, мне нужно поговорить с тобой. Больше слов не потребовалось. Герман знал, что сейчас они пойдут прогуляться, поскольку дома спокойно поговорить невозможно. А ещё Герман понял, что говорить они будут о его учёбе, по интонациям матери он догадался об этом. По своему переулку они прошли молча, будто подсознательно чувствуя близость любопытных, вездесущих родственников. Когда свернули на Садово-Черногрязскую, Герман первым нарушил молчание. Надо было успокоить мать и сообщить ей о Маше, ни к чему больше скрывать их чувства. - Мам, я поступлю в институт, об этом можешь не беспокоиться, - голос Геры звучал бодро. - Мне вообще можно было не ходить на эти подготовительные курсы. - Конечно, ты же не в меру сообразительный! Елизавету Григорьевну взбесила догадливость сына. - Мам, по средам на курсах русский, который мне не нужен! - А биология?! - А биологию я ещё в прошлом году смог бы на «шесть» сдать! - Герман нахмурился. - И вообще, почему ты решила проверить мою посещаемость? Ты же знаешь, что я очень серьёзно отношусь к поступлению в институт! Герман был настолько смущён и возмущён, что по лицу матери скользнула улыбка. Она смягчилась и прежде чем приступить к жёстким действиям, решила выслушать Геру. Может быть не так уж всё страшно, как она себе напридумывала: ну увлёкся парень, с кем такое в семнадцать лет не случается. Увлёкся, но не больше. - Значит, обещанию своему ты не изменишь? - Не изменю. Об институте можешь не беспокоиться. Гера заметно повеселел. Конечно, мама волнуется о его будущем, в