и тех, кто регулярно посещал курсы! Можешь мне поверить! - Да? - Да. Ещё когда я училась, можно было получить удовлетворительную оценку, показав не слишком хорошие знания, но зато имея стопроцентную посещаемость! Гера вздохнул. - Поздно вздыхать, раньше надо было думать! Ты не в какой-то «неходовой» институт собрался поступать, а в стоматологический! - Я поступлю, мам! - Герман почувствовал отчаяние. Ему казалось, что мать специально говорит всё это, только вот не понятно, почему она не хочет принимать его любовь к Маше. - И мои встречи с Машей не помешают! Елизавета Григорьевна сжала кулаки. Она должна заставить сына выбросить эту любовь из головы, иначе не миновать беды. - Гера, послушай, - мать строго взглянула на сына. - Если сейчас ты добьёшься поставленной цели, то потом у тебя будет сколько хочешь таких «Маш»! Мать и сын почувствовали, как нехороший холодок пробежал между ними. - Что ты говоришь, - Германа ужаснули слова матери. - Да если хочешь знать, не нужен мне никакой институт! Для меня самое главное в жизни - это быть вместе с Машей! Я люблю её! Эти слова сына стали каплями, переполнившими чашу понимания Елизаветы Григорьевны. Сказанное Германом окончательно перевесило чашу весов, на которой располагалось «жёсткое решение» возникшей проблемы. И Елизавета Григорьевна мысленно похвалила себя, что полгода назад не ответила «нет» на необычное предложение одной своей знакомой. Елизавета Григорьевна деликатно поблагодарила женщину и обещала подумать над её словами. И вот настал момент, когда-то странное предложение оказалось спасательным кругом. - Герман, мне не нужны твои обещания, мне нужна твёрдая уверенность, что в институт ты поступишь! - Елизавета Григорьевна приступила к спасению сына. - Поэтому ты сделаешь так, как скажу тебе я! Я - твоя мать, и до твоего совершеннолетия ответственность за твою жизнь лежит на мне! А дальше произошло ужасное. Елизавета Григорьевна говорила. И слова её столкнули Германа с радужной высоты, где он был счастлив с Машей. Елизавета Григорьевна говорила. И слова её поднимали Германа на другую высоту. Только вот высота эта оказалась тёмной. МАРИЯ Ярко-синие глаза Маши сияли счастьем. Она любила и была любима. Уже восемь месяцев Маша знала, что самое главное, самое лучшее и самое прекрасное на свете - это любовь. И ещё потому любовь её была прекраснее, что для окружающих она была тайной. Это обстоятельство завораживало, волновало и делало чувство ещё очаровательнее. В ярко-синих глазах Маши сияло великое счастье. Потому что теперь они с Герой принадлежали друг другу. Теперь любовь их достигла высоты, удержавшись на которой Маша и Герман смогли бы постичь истинный смысл любви, превратить её в вечность. И Маша не сомневалась, что так и будет. Маша была уверена, что они выдержат испытание временем и не только познают истинную любовь, но и поделятся счастьем со своими матерями, подарят им новый импульс к жизни, залечат душевные раны, оставленные им временем. Маша не минуты не сожалела о произошедшем между ней и Германом. Единение их являлось для девушки логическим аккордом, и никоим образом не вызывало сомнений. Маша абсолютно доверяла любимому. И обрадовалась, когда Герман предложил рассказать матерям об их любви, ни к чему больше таиться... ...Маша сидела за своим письменным столом и, улыбаясь, смотрела на календарик. - Вот она, среда... Третьего мая Гера в последний раз придёт к Маше на тайное свидание. И в тот же день они раскроют мамам свою тайну. - Вот только о том, что мы окончательно близки, говорить не станем... Теперь это будет нашей тайной... Маша улыбнулась, вспомнив часы, проведённые с Герой. И хотя всё у каждого из них случилось впервые, оба были счастливы и удовлетворены. Их любовь была сильна настолько, что сгладила моменты неопытности и спрятала стеснительность, предоставив им насладиться хмельной сладостью первооткрывателей. Маша вздохнула. Теперь ещё четыре дня она не увидит Геру, ведь наступившие праздники полностью изолируют их. В будни они мельком виделись в школе, а вот выходные были не слишком желанными днями. - Но ничего, ведь когда мы расскажем о нашей любви мамам, то сможем видеться часто! К большой радости Маши майские праздники пролетели незаметно. Мама вернулась из Норильска в очень хорошем настроении и предложила дочери съездить на дачу. - Знаешь, Маш, мы с тётей Валей так хорошо провели время, - мама улыбнулась, и грусть в её глазах уже не имела окраску отчаяния. - Мы вспоминали Алексея, и... уже было не слишком больно. Рана затягивалась. - Ты?.. - Маша хотела, но и боялась узнать у мамы, отказалась ли та от своих планов. - Я остаюсь с тобой... Не бойся ничего, Машенька.... Просто тогда мне было слишком тяжело, вот я и мечтала о смерти... И знаешь, я решила не продавать дачу! И на даче Маша окончательно успокоилась. Мама стала почти прежней. И они все четыре праздничных дня посвятили уборке дома и участка, ведь на даче они не были больше года. Огорчила Машу среда, которую она так ждала. Впервые за всё время, Гера не пришёл к ней в среду. В условленное время Маша стояла возле входной двери и смотрела в глазок. Она была готова в любой момент неслышно отодвинуть «собачку» замка и впустить любимого. Но Герман не пришёл. Герман не пришёл, и Маша в отчаянии металась по квартире. Тревожные, а порой, и страшные мысли проносились в её разволнованной душе. Наконец, Маша нашла предлог, который сможет привести её к Ковским. - Здравствуйте, Вероника Эдуардовна, - Маша обрадовалась, что на её телефонный звонок ответила бабушка Геры. - У меня к вам просьба. - Слушаю, Машенька! И уже через несколько минут Маша оказалась в квартире Ковских. Вера Эдуардовна любезно согласилась дать Маше книгу Казакевича «Звезда». - Скоро День Победы, вот вам и задали прочесть эту книгу, - бабушка Германа залезла на стремянку и достала с верхней полки нужное издание. - Я убрала подальше, думала, что больше не понадобиться, Гера уже изучил ведь... - Спасибо, Вероника Эдуардовна, - Маша благодарно улыбнулась и приняла из рук женщины книгу. - Машенька, может быть, попьём чайку? - улыбнулась бабушка Германа. - А то мне скучно одной... - А где же ваши? На даче остались? - Да, у всех же до десятого числа выходные, - Вероника Эдуардовна вздохнула. - Только мы с Лизой приехали... Бабушка пригласила Машу на кухню. - Давай без церемоний, - предложила Вероника Эдуардовна. - Посидим по-свойски, на кухне! Маша кивнула. Вероника Эдуардовна угощала Машу чаем, рассказывала о днях, проведённых на даче, делилась заботами об огороде. - Знаешь, Маша, что-то у Германа произошло, - вздохнула бабушка. - Только вот Лиза молчит. Я поэтому и поехала с ней в Москву, может она наедине поделится со мной. - Может быть, вы напрасно беспокоитесь? Маше хотелось успокоить бабушку, но сама уже разволновалась. Действительно, было странным то, что Гера остался на даче. - Возможно, и напрасно беспокоюсь, - Вероника Эдуардовна пожала плечами: - Но тогда зачем Лиза решила продержать Германа на даче до начала экзаменов? Маша замерла: значит, она до июня не увидит Геру! Вероника Эдуардовна вздохнула, махнула рукой и принялась сетовать на скрытность дочери. Да, младшая дочь в своём стремлении к независимости наделала массу ошибок! Вот если бы Лиза всегда и во всём вовремя советовалась с родными, скольких неприятностей всем бы не довелось пережить! А пришедшая Елизавета Григорьевна взглянула на Машу так, что у девушки не осталось сомнений - Геру изолировали намеренно, а значит, Елизавета Григорьевна всё знает и не одобряет их отношений. - Маша, ты как придёшь домой, умойся с хозяйственным мылом, - мама Германа была серьёзна. - Гера заболел скарлатиной, а дезинфекцию в квартире я не проводила. Так что есть риск заражения. - Обязательно, - Маша взяла книгу и направилась к выходу. - Спасибо, что предупредили, Елизавета Григорьевна! Маша старалась не смотреть на Елизавету Григорьевну. Глаза мамы Германа будто прожигали её насквозь. - Спасибо за книгу, Вероника Эдуардовна! - Пожалуйста, Машенька! - улыбнулась бабушка. - Заходи! - А лучше оставь книгу у себя до сентября, - отозвалась Елизавета Григорьевна. - Потому что сейчас у нас карантин, а потом у тебя экзамены будут. Ни к чему лишнее беспокойство! - Хорошо... - едва выдохнула Маша. - До свидания. Оказавшись за дверью, Маша не увидела, что на удивлённый взгляд Вероники Эдуардовны мама Германа ответила взглядом необычайно жёстким... ...Как только Маша зашла в свою квартиру, так слёзы хлынули из её синих глаз. Маше было обидно, больно и страшно. Она понимала, что теперь до счастья добраться будет очень сложно. Раз Елизавета Григорьевна не одобрила их любви, раз увидела в чувстве сына препятствие, то преодолеть её сопротивление будет сложно. Маша плакала, но легче не становилось, лишь возникавшие беспокойные мысли сильнее волновали её. Только скорое возвращение мамы заставило Машу успокоиться. Девушка приняла тёплый душ, который смог остановить слёзы и выровнять дыхание. Маша глубоко вздохнула и окончательно обрела спокойный взгляд. Она расчесала свои тёмные волосы, протёрла лицо душистой салфеткой и... удивлённо посмотрела в своё зеркальное отражение. Глаза... Глаза не изменились. Ярко-синие глаза Маши не посерели, как это бывало раньше, когда случалось что-то горькое. Это необычайное, странное обстоятельство заставило Машу повнимательнее взглянуть в зеркало. Глаза оставались ярко-синими, неприятности не повл