ом тяжело, вот я и мечтала о смерти... И знаешь, я решила не продавать дачу! И на даче Маша окончательно успокоилась. Мама стала почти прежней. И они все четыре праздничных дня посвятили уборке дома и участка, ведь на даче они не были больше года. Огорчила Машу среда, которую она так ждала. Впервые за всё время, Гера не пришёл к ней в среду. В условленное время Маша стояла возле входной двери и смотрела в глазок. Она была готова в любой момент неслышно отодвинуть «собачку» замка и впустить любимого. Но Герман не пришёл. Герман не пришёл, и Маша в отчаянии металась по квартире. Тревожные, а порой, и страшные мысли проносились в её разволнованной душе. Наконец, Маша нашла предлог, который сможет привести её к Ковским. - Здравствуйте, Вероника Эдуардовна, - Маша обрадовалась, что на её телефонный звонок ответила бабушка Геры. - У меня к вам просьба. - Слушаю, Машенька! И уже через несколько минут Маша оказалась в квартире Ковских. Вера Эдуардовна любезно согласилась дать Маше книгу Казакевича «Звезда». - Скоро День Победы, вот вам и задали прочесть эту книгу, - бабушка Германа залезла на стремянку и достала с верхней полки нужное издание. - Я убрала подальше, думала, что больше не понадобиться, Гера уже изучил ведь... - Спасибо, Вероника Эдуардовна, - Маша благодарно улыбнулась и приняла из рук женщины книгу. - Машенька, может быть, попьём чайку? - улыбнулась бабушка Германа. - А то мне скучно одной... - А где же ваши? На даче остались? - Да, у всех же до десятого числа выходные, - Вероника Эдуардовна вздохнула. - Только мы с Лизой приехали... Бабушка пригласила Машу на кухню. - Давай без церемоний, - предложила Вероника Эдуардовна. - Посидим по-свойски, на кухне! Маша кивнула. Вероника Эдуардовна угощала Машу чаем, рассказывала о днях, проведённых на даче, делилась заботами об огороде. - Знаешь, Маша, что-то у Германа произошло, - вздохнула бабушка. - Только вот Лиза молчит. Я поэтому и поехала с ней в Москву, может она наедине поделится со мной. - Может быть, вы напрасно беспокоитесь? Маше хотелось успокоить бабушку, но сама уже разволновалась. Действительно, было странным то, что Гера остался на даче. - Возможно, и напрасно беспокоюсь, - Вероника Эдуардовна пожала плечами: - Но тогда зачем Лиза решила продержать Германа на даче до начала экзаменов? Маша замерла: значит, она до июня не увидит Геру! Вероника Эдуардовна вздохнула, махнула рукой и принялась сетовать на скрытность дочери. Да, младшая дочь в своём стремлении к независимости наделала массу ошибок! Вот если бы Лиза всегда и во всём вовремя советовалась с родными, скольких неприятностей всем бы не довелось пережить! А пришедшая Елизавета Григорьевна взглянула на Машу так, что у девушки не осталось сомнений - Геру изолировали намеренно, а значит, Елизавета Григорьевна всё знает и не одобряет их отношений. - Маша, ты как придёшь домой, умойся с хозяйственным мылом, - мама Германа была серьёзна. - Гера заболел скарлатиной, а дезинфекцию в квартире я не проводила. Так что есть риск заражения. - Обязательно, - Маша взяла книгу и направилась к выходу. - Спасибо, что предупредили, Елизавета Григорьевна! Маша старалась не смотреть на Елизавету Григорьевну. Глаза мамы Германа будто прожигали её насквозь. - Спасибо за книгу, Вероника Эдуардовна! - Пожалуйста, Машенька! - улыбнулась бабушка. - Заходи! - А лучше оставь книгу у себя до сентября, - отозвалась Елизавета Григорьевна. - Потому что сейчас у нас карантин, а потом у тебя экзамены будут. Ни к чему лишнее беспокойство! - Хорошо... - едва выдохнула Маша. - До свидания. Оказавшись за дверью, Маша не увидела, что на удивлённый взгляд Вероники Эдуардовны мама Германа ответила взглядом необычайно жёстким... ...Как только Маша зашла в свою квартиру, так слёзы хлынули из её синих глаз. Маше было обидно, больно и страшно. Она понимала, что теперь до счастья добраться будет очень сложно. Раз Елизавета Григорьевна не одобрила их любви, раз увидела в чувстве сына препятствие, то преодолеть её сопротивление будет сложно. Маша плакала, но легче не становилось, лишь возникавшие беспокойные мысли сильнее волновали её. Только скорое возвращение мамы заставило Машу успокоиться. Девушка приняла тёплый душ, который смог остановить слёзы и выровнять дыхание. Маша глубоко вздохнула и окончательно обрела спокойный взгляд. Она расчесала свои тёмные волосы, протёрла лицо душистой салфеткой и... удивлённо посмотрела в своё зеркальное отражение. Глаза... Глаза не изменились. Ярко-синие глаза Маши не посерели, как это бывало раньше, когда случалось что-то горькое. Это необычайное, странное обстоятельство заставило Машу повнимательнее взглянуть в зеркало. Глаза оставались ярко-синими, неприятности не повлияли на их цвет. - Не понятно... Маша не только не понимала, почему глаза её не отреагировали на сложившуюся горестную ситуацию. Маша даже не предполагала, что случилось то. То, что никогда теперь не позволит её глазам изменить цвет. * * * Не изменившийся цвет глаз приободрил Машу. Значит, ничего плохого и тревожного не произошло. Значит, всё будет хорошо, а незначительные неприятности не смогут стать помехой их любви! Окрылённая надеждой, Маша всё свободное время проводила на Чистопрудном бульваре. Она прогуливалась по берегам пруда и ждала Германа. Маша не сомневалась, что он вырвется с дачи и приедет к ней. Ведь прошлым летом он приезжал, не зная, ответит ли Маша на его чувства. А теперь, когда в их любви нет сомнений и когда они стали близки... Конечно, Гера приедет! И Елизавета Григорьевна напрасно лжёт о болезни сына, никакие уловки не помогут ей разлучить влюблённых... ...Но прошло три будних дня, а Герман не появился. И даже не позвонил, чтобы успокоить и приободрить Машу. - Значит, положение более сложное, - решила Маша. - Конечно, Елизавета Григорьевна беспокоится о поступлении сына в институт! Маша вздыхала. Да, маму Германа можно понять. И нужно это понять, иначе сложностей в будущем будет неизмеримо больше. - Подожду... Ожидание сгладил отъезд на дачу. В субботу, шестого мая, Маша с мамой вновь уехали. В эти выходные никаких особых дел на участке и в доме не предвиделось, и они просто отдыхали. Мать с дочерью гуляли, загорали, читали и разговаривали. Маша старалась быть уравновешенной, старалась ничем не выдать своего беспокойства. Но всё же Антонина Аркадьевна заметила нервозность дочери, временами, вспыхивающую в резких ответах. - Маш, выпей молока, - однажды предложила Антонина Аркадьевна. - Парное! - Я не хочу. - Маш, только-только подоили, тёпленькое, - настаивала мама. - Попей! - Не хочется. - Маш, ну не упрямься! Что тебе стоит выпить чашечку! Полезно же! - Да не буду я, мам! Маша крикнула. И тут же вздрогнула. Она и так замечала, что в последние дни бывает резка с мамой, но сейчас слишком грубо ответила ей. А за что? Мама беспокоится о ней, только и всего. - Мам, извини, - Маша подошла к Антонине Аркадьевне, поцеловала. - Сама не знаю, что со мной... Давай попьём молочка! Женщина улыбнулась. - Зато я знаю, что с тобой, - мама разлила молоко по чашкам, - это из-за месячных. - Почему? - Женщина становится более возбудимой, неожиданно появляется вспыльчивость. - Да? Сердце Маши глухо стукнуло и словно провалилось. Она-то знала, что совсем другие причины заставляют её волноваться. - Не сложно догадаться, когда наступят критические дни, но сама не всегда замечаешь, что начинаешь вести себя как-то иначе, - Антонина Аркадьевна улыбнулась. - Маш, у тебя же на днях должны начаться месячные! Действительно. А Маша совсем забыла об этом. Но стоило маме напомнить дочери о приближающихся «болезненных» днях, так Маша, не переставая, стала думать о них. Она пыталась вычислить точный день, но никак не могла вспомнить предыдущую дату... Ей нужен был календарик с пометками, но он остался дома... ...Вернувшись домой, Маша тут же кинулась к своему столу и достала из ящика календарик. - Десятого... Завтра должно всё начаться... Но Маша забеспокоилась. Она не чувствовала обычных признаков - ни живот, ни поясница не побаливали... - Но... - Маша побледнела. - Не может быть... Надо было взять «Энциклопедию для женщин» и почитать, сколько дней до начала месячных могут быть безопасными. - Вот мама ляжет спать, тогда я и почитаю и посчитаю... Поздно вечером, убедившись, что мама уснула, Маша прочитала нужную ей статью. Потом высчитала дни. Пятница, когда они с Германом были близки, являлась первым «безопасным» днём или... последним «опасным»... Теперь точно это узнать можно, только дождавшись хотя бы завтрашнего дня. Ну, или послезавтрашнего... ...Ни десятое, ни одиннадцатое мая не принесли успокоения. Да вдобавок и Герман не давал о себе знать. - Если бы Гера был рядом, мне не было бы так страшно... А если я забеременела?.. Господи, что же будет?.. Маша думать могла только о Германе и о том, существует ли плод их любви, их безумной страсти, которой они отдались, позабыв обо всём на свете. - Ладно, - успокаивала себя Маша, - подожду до конца недели. Может быть, Гера позвонит или приедет... Маша вздыхала. А если ничего из долгожданного не произойдёт, то Маше придётся поделиться с мамой своими переживаниями. - Если бы был жив папа... После смерти отца Маша чувствовала себя одинокой. А тем более она всегда была ближе к отцу, чем к матери... ...Но вот пришло воскресенье. С воскресеньем явились и неутешительные вести. И Маша разволновалась ещё больше, она не представляла, как расскажет обо всём маме. Она боялась, что мама не поймёт её... -