яли на их цвет. - Не понятно... Маша не только не понимала, почему глаза её не отреагировали на сложившуюся горестную ситуацию. Маша даже не предполагала, что случилось то. То, что никогда теперь не позволит её глазам изменить цвет. * * * Не изменившийся цвет глаз приободрил Машу. Значит, ничего плохого и тревожного не произошло. Значит, всё будет хорошо, а незначительные неприятности не смогут стать помехой их любви! Окрылённая надеждой, Маша всё свободное время проводила на Чистопрудном бульваре. Она прогуливалась по берегам пруда и ждала Германа. Маша не сомневалась, что он вырвется с дачи и приедет к ней. Ведь прошлым летом он приезжал, не зная, ответит ли Маша на его чувства. А теперь, когда в их любви нет сомнений и когда они стали близки... Конечно, Гера приедет! И Елизавета Григорьевна напрасно лжёт о болезни сына, никакие уловки не помогут ей разлучить влюблённых... ...Но прошло три будних дня, а Герман не появился. И даже не позвонил, чтобы успокоить и приободрить Машу. - Значит, положение более сложное, - решила Маша. - Конечно, Елизавета Григорьевна беспокоится о поступлении сына в институт! Маша вздыхала. Да, маму Германа можно понять. И нужно это понять, иначе сложностей в будущем будет неизмеримо больше. - Подожду... Ожидание сгладил отъезд на дачу. В субботу, шестого мая, Маша с мамой вновь уехали. В эти выходные никаких особых дел на участке и в доме не предвиделось, и они просто отдыхали. Мать с дочерью гуляли, загорали, читали и разговаривали. Маша старалась быть уравновешенной, старалась ничем не выдать своего беспокойства. Но всё же Антонина Аркадьевна заметила нервозность дочери, временами, вспыхивающую в резких ответах. - Маш, выпей молока, - однажды предложила Антонина Аркадьевна. - Парное! - Я не хочу. - Маш, только-только подоили, тёпленькое, - настаивала мама. - Попей! - Не хочется. - Маш, ну не упрямься! Что тебе стоит выпить чашечку! Полезно же! - Да не буду я, мам! Маша крикнула. И тут же вздрогнула. Она и так замечала, что в последние дни бывает резка с мамой, но сейчас слишком грубо ответила ей. А за что? Мама беспокоится о ней, только и всего. - Мам, извини, - Маша подошла к Антонине Аркадьевне, поцеловала. - Сама не знаю, что со мной... Давай попьём молочка! Женщина улыбнулась. - Зато я знаю, что с тобой, - мама разлила молоко по чашкам, - это из-за месячных. - Почему? - Женщина становится более возбудимой, неожиданно появляется вспыльчивость. - Да? Сердце Маши глухо стукнуло и словно провалилось. Она-то знала, что совсем другие причины заставляют её волноваться. - Не сложно догадаться, когда наступят критические дни, но сама не всегда замечаешь, что начинаешь вести себя как-то иначе, - Антонина Аркадьевна улыбнулась. - Маш, у тебя же на днях должны начаться месячные! Действительно. А Маша совсем забыла об этом. Но стоило маме напомнить дочери о приближающихся «болезненных» днях, так Маша, не переставая, стала думать о них. Она пыталась вычислить точный день, но никак не могла вспомнить предыдущую дату... Ей нужен был календарик с пометками, но он остался дома... ...Вернувшись домой, Маша тут же кинулась к своему столу и достала из ящика календарик. - Десятого... Завтра должно всё начаться... Но Маша забеспокоилась. Она не чувствовала обычных признаков - ни живот, ни поясница не побаливали... - Но... - Маша побледнела. - Не может быть... Надо было взять «Энциклопедию для женщин» и почитать, сколько дней до начала месячных могут быть безопасными. - Вот мама ляжет спать, тогда я и почитаю и посчитаю... Поздно вечером, убедившись, что мама уснула, Маша прочитала нужную ей статью. Потом высчитала дни. Пятница, когда они с Германом были близки, являлась первым «безопасным» днём или... последним «опасным»... Теперь точно это узнать можно, только дождавшись хотя бы завтрашнего дня. Ну, или послезавтрашнего... ...Ни десятое, ни одиннадцатое мая не принесли успокоения. Да вдобавок и Герман не давал о себе знать. - Если бы Гера был рядом, мне не было бы так страшно... А если я забеременела?.. Господи, что же будет?.. Маша думать могла только о Германе и о том, существует ли плод их любви, их безумной страсти, которой они отдались, позабыв обо всём на свете. - Ладно, - успокаивала себя Маша, - подожду до конца недели. Может быть, Гера позвонит или приедет... Маша вздыхала. А если ничего из долгожданного не произойдёт, то Маше придётся поделиться с мамой своими переживаниями. - Если бы был жив папа... После смерти отца Маша чувствовала себя одинокой. А тем более она всегда была ближе к отцу, чем к матери... ...Но вот пришло воскресенье. С воскресеньем явились и неутешительные вести. И Маша разволновалась ещё больше, она не представляла, как расскажет обо всём маме. Она боялась, что мама не поймёт её... - Мам, - Маша пришла на кухню, где Антонина Аркадьевна хлопотала с обедом. - Проголодалась? Но Маша помотала головой. - Мам... Голос Маши дрогнул. И мороз пробежал по коже - она боялась, что мама далека, что не поймёт её и... Что же тогда делать... - Мам, - Маша заплакала. - Что с тобой?.. - Антонина Аркадьевна обняла дочь. - Машенька, я люблю тебя... Что?.. Что у нас случилось?.. Небушко проливало потоки дождя. Но оставалось ярко-синим. А значит, ничего ужасного не случилось...