оступишь в училище и станешь лётчиком, - одобрял мальчика Аркадий. - И прилетишь к нам в Москву, - в голосе Анны звучала надежда и на своё возвращение домой и на счастливое будущее мальчика. - Там тебя ждёт Тоня! - Вот видишь, Лёша, у тебя уже и невеста есть, - шутил Алексей Никифорович. - Москва далеко, - вздыхала мама Лёши, она побаивалась мечтать... ...В 1953 году посёлку Норильск присвоили статус города. И супруги Аристовы уже покидали город Норильск, оставшийся в их памяти рабочим посёлком. Аристовы уехали и уже не видели, как преображался Норильск. Они лишь из газет узнавали, что в этом городе идёт разумное строительство - улицы располагали перпендикулярно направлению ветра, чтобы ослабить его силу, и устраивали перепады уличных осей, защищая жителей от суровой непогоды. Всё это радовало, и было прекрасным. Но дома было лучше. Дома, в Москве, было лучше, несмотря на то, что поначалу пришлось нелегко. Реалии были таковы, что, даже получив полную реабилитацию, остаться в профессии Аркадию Николаевичу не удалось. Но он не сдавался, собрал документы и разослал их в различные организации. А в ожидании ответа работал на заводе. Анна во всём поддерживала мужа. И даже готова была снова покинуть родной город. Пусть они уедут, лишь бы Аркадию вновь удалось летать. Ожидание их увенчалось успехом: Аркадию Николаевичу предложили служить инструктором на небольшом военном аэродроме в Подмосковье. Таким образом, Аристовым и никуда не пришлось уезжать, и мечта Аркадия сбылась. Дальнейшие годы Аристовым было бы грешно называть даже посредственными. Дочка радовала родителей - Антонина не только успешно училась, но ещё и демонстрировала блестящие способности, занимаясь музыкой. Конечно, Аристовы не прочь были бы иметь ещё одного ребёнка, но было поздно. Антонина родилась, когда Анне уже исполнилось тридцать пять лет, поэтому дочь Аристовы считали даром и больше не посмели испытывать судьбу. Второго же ребёнка им почти заменял сын их друзей из Норильска. Лёша Аристов, как и мечтал, стал лётчиком. Закончив учёбу, он поступил на службу в гражданскую авиацию. Переселившись в Москву, Алексей Аристов часто бывал у своих друзей-однофамильцев, почти заменивших ему семью, оставшуюся в далёком Норильске... ...Антонина Аристова всегда знала, что их удивительный однофамилец любит её. Поэтому, когда Алексей объяснился с ней, она нисколько не удивилась. Антонина пожала плечами: - Не хочу, чтобы ты ждал напрасно, Алёша, - Антонине нравился Аристов, но в сердце её жила любовь к другому человеку. - Ты очень хороший парень и поэтому... - Тоня, тебе даже не придётся тратить время на обмен паспорта, - попытался улыбнуться Алексей, огорчённый её ответом. - У нас же одна фамилия! - Лёшенька, - вздохнула Антонина, она не хотела обижать его отказом, но... - Не стоит об этом, Алёша... - Я подожду тебя, - уверенно отвечал Алексей. Он любил Антонину так сильно, что не представлял свою жизнь без неё. - Я люблю тебя. И дождусь. Чтобы прогнать смущение, Антонина попыталась улыбнуться. - Не стоит тратить годы на пустое ожидание, Алёша. Алексей кивнул. И сказал ей: - Не стоит тратить годы на пустое ожидание, Тоня... ...Антонина уже несколько лет была влюблена в брата своей подруги Елизаветы, Владимира Ковского. Ковские были соседями Аристовых, но жили семьи в близком соседстве и дружбе уже столько лет, что стали почти единой семьёй. И именно этим объясняла Анна отношение дочери к Владимиру, называя всё происходящее привязанностью, а не любовью. И однажды Анна напомнила Антонине о таинственной закономерности, присущей женщинам их семьи. И добавила: - А у Алексея даже одна с нами фамилия! - Мамуль, я буду исключением, - Антонина старалась быть как можно деликатнее, она знала, что мать прожила нелёгкую жизнь и лишние волнения ей ни к чему. - Тоня, Алёша именно тот мужчина, который послан тебе судьбой! Но Антонина продолжала надеяться на серьёзные шаги со стороны Владимира. Между ними не раз возникал разговор о будущем. Владимир Ковский вроде бы и любил Антонину, но открыто никогда не говорил об этом, он рассуждал туманными фразами об их возможном браке, но всегда разговор их сводился к его профессиональной деятельности. Врачевание психически больных людей было для него смыслом жизни. И однажды Антонина поняла, что достигла критической точки. И слова матери, наконец, достигли её сердца. - Тоня, ты теряешь годы! И этим можешь разгневать Господа! - Анна уже, наверное, в тысячный раз попыталась образумить дочь. - Нас с отцом жизнь вынудила много лет быть в разлуке, ты же сознательно тратишь жизнь впустую! - Мамуль, не волнуйся! - но где-то в сердце Антонины мелькнул огонёк, напомнивший о двадцати восьми прожитых годах. - Тоня, ты сама отпихиваешь счастье! Подумай о себе! Даже подруга Елизавета ради создания собственной семьи отложила выстраивание карьеры и, терпя негативное отношение родных к своему избраннику, пыталась быть счастливой. Антонина же почему-то упорно ждала человека, который и не собирался ради неё поступиться совсем немногим. А мужчину, любящего её по-настоящему, да и вызывающего в ней симпатию, она отталкивала, не желая внимательнее присмотреться к нему. Но момент здравого осмысления всё же настал. - Володя Ковский просто удобно устроился возле меня, - размышляла Антонина, и слёзы обиды текли по её прекрасному лицу. - Ведь он не любит меня... да и я... Нет любовной жажды, которая была когда-то... Я даже устала... И Антонина решилась. Она приняла любовь Алексея Аристова... - Лёш, ты ещё ждёшь меня? - спросила Тоня его. - Да. - Ты дождался... А потом Антонина оказалась на высоте, о которой и не знала. Она и не подозревала, что любовь может быть столь головокружительной и пьянящей. Теперь Антонина узнала, что слёзы могут быть счастливыми. Слёзы счастья неизменно текли по её лицу, когда она думала о мужчине, предназначенном ей судьбой. Плакала и сожалела, что почти десять лет жизни потеряла в бесплодном ожидании... * * * Антонине Аркадьевне Аристовой было сорок пять лет. И за эти годы судьба предоставила ей шанс подняться на недосягаемую для многих высоту. Антонина Аркадьевна теперь могла не только здраво оценивать жизнь, но и умела понимать. Антонина Аркадьевна улыбалась своей пятнадцатилетней дочери. Она не собиралась ругать Машу за безответственное поведение, потому что знала силу страсти, способную захватить разум. Она не собиралась обвинять Машу в необдуманном поступке, повлекшем за собой трудности. Да, рановато в пятнадцать лет становиться мамой, но не ужасно. Конечно, дочери нужно учиться, а тем более с её-то уникальными способностями к языкам. Конечно. Но дарованная Богом жизнь крохотного существа стоит того, чтобы отложить получение образования. - Всё образуется, доченька, - Антонина Аркадьевна вытерла слезинки, застывшие на ресницах Маши. - Я помогу тебе. На неделе я созвонюсь со своим гинекологом и... - Мне... Мне придётся сделать аборт?.. Эти слова были пугающими для девушки, они страшили её. Но Маша не видела другого выхода. Ведь ей всего лишь пятнадцать лет, да и профессии у неё нет. Как она сможет обеспечивать ребёнка? Ведь судя по поведению Елизаветы Григорьевны, она не хочет принимать Машу в качестве любимой сына, видя в ней препятствие для получения Германом образования. А что уж говорить о ребёнке? - Машенька, - вздохнула мама. - Я знаю, что тебе страшно... Но уверяю тебя, на аборт идти не стоит! Всё будет хорошо! - Мам... ты пойдёшь к маме Геры? - в глазах Маши появилась надежда. - К Елизавете я не пойду! - А как же?.. - Послушай меня, доченька, - Антонина Аркадьевна должна попытаться всё объяснить Маше так, чтобы в дальнейшем она не считала мать виновницей возможных жизненных трудностей. - Чтобы Ковские не решили, мы с тобой будем следовать выбранному пути. А уж присоединяться они к нам или нет... Антонина Аркадьевна понимала, что Маша не осознаёт ни существования, ни значения ребёнка в своей жизни. Сейчас главным для неё является Герман. И если бы она точно знала, что Герман будет с ней, то и ребёнок этот уже был бы желанным, пусть даже и не слишком осознанно. - Маш, но ведь может быть и так, что Герман ещё не сказал матери о вашей любви! - Почему тогда Елизавета Григорьевна так грубо обошлась со мной? - А может быть, она просто устала, - успокаивала Машу мама. - И может быть, она не хотела говорить, что всего лишь напишет Гере справку, а на даче он остался, чтобы спокойно готовиться к экзаменам! - Может быть... Но почему тогда бабушка сказала, что догадывается о проблемах... - Маш, Вероника Эдуардовна стара... В её возрасте все излишне подозрительны и немного странноваты. Маша кивнула. И улыбнулась маме. Оказалось, что мама не только с лёгкостью поняла её, но ещё и успокоила. - Давай подождём... - Хорошо, мам! Подождём. Антонина Аркадьевна обняла дочь. - Мам, а я так боялась рассказывать тебе... - Я понимаю, почему ты не решалась поговорить, - вздохнула мать. - Но всё наше отдаление в прошлом... - Да и не отдаление это было... - Конечно, дочунь... Я люблю тебя... - И я тебя люблю, мамуля моя... На какое-то время Антонина Аркадьевна сумела приглушить волнение дочери. Сама же женщина и тревожилась и радовалась одновременно. Невероятно отчётливо вспыхнуло в Антонине Аркадьевне ощущение реальности таинственной закономерности, присущей женщинам их семьи. Герман Ковский не имел буквы «М» в начале фамилии или имени, а значит, не был мужчиной, предназначенным судьбой её дочери Марии. Но Антонина Арка