Выбрать главу
уйся из-за меня... Я люблю тебя... Это было первое признание в любви. Признание ложное, но такое необходимое Юле... ...Герман взглянул на часы и к удивлению своему обнаружил, что уже наступило второе февраля. - Половина второго, - Герман погасил свет и подошёл к окну. За окном его ждало ярко-синее ночное небо. - Машенька, - Гера прислонился лбом к холодному стеклу. - Машенька моя... Синее небо напоминало Герману о Маше. И он отчётливо помнил её глаза, лицо, улыбку, её блестящие тёмные волосы... он помнил её... Сорок недель прошло с того дня, как Гера с Машей были близки. А он испытывал ту же невероятную нежность всего лишь при одной мысли о Маше. Гера отчётливо помнил каждое их свидание, а уж об их последней встрече он думал каждую ночь, засыпая. В его памяти, словно наяву, вспыхивала их нежная близость, их огромная любовь. Герману казалось, что он отчётливо помнит каждую минуту, проведённую с Машей тем апрельским днём. Гера чувствовал восхищение, вспоминая изумительную, стройную фигуру Маши, её гладкую, очень нежную кожу. Он подавлял вздох, когда перед его мысленным взором представала обнажённая Маша, красота её груди, бёдер, ног и в воспоминаниях заставляла сердце Геры учащённо биться, у него перехватывало дыхание... - Машенька моя... У Германа щемило сердце при воспоминании о том, как вздрогнула Маша, когда он овладел ею. «Тебе больно?» - прошептал тогда Гера. «Ничего... - Маша поцеловала его. - Всё нормально». - Машенька... Теперь Герман был уверен, что если судьба пошлёт ему шанс на встречу с Машей, то ради своей любви он сможет оставить всех и всё и никакая жалость не поможет... Но для этого ему необходимо приобрести полную самостоятельность. И тогда... Возможно... Он снова почувствует нежность и любовь... ...Неожиданно Герман вздрогнул. Оторваться от воспоминаний и мечтаний заставила его неожиданно вспыхнувшая звезда. Во второй час второго дня февраля высоко-высоко в небе зажглась звезда. Слишком высоко... МАРИЯ Случилось то, чего Маша боялась больше всего. Схватки начались утром, а значит, рожать ей предстояло ночью. Маша долго прислушивалась к себе, надеясь, что это - вдруг возникшее недомогание. Но время шло и к двенадцати часам дня стало ясно, что начались роды. - Мам, - на глазах Маши показались слёзы. - Я боюсь, мам... Маша заплакала. А Антонину Аркадьевну охватила паника - дочь почему-то очень боялась рожать ночью, всегда делилась с ней своими опасениями и вот... - Машенька, но ведь в этом нет ничего страшного, - Антонина Аркадьевна обняла и поцеловала Машу. - Не бойся... - А вдруг все уснут! - слёзы текли по лицу Маши, и в глазах её был виден неподдельный ужас. - Что я буду делать там одна?! - Доченька, ну что ты говоришь, - Антонина Аркадьевна гладила Машу по тёмным, блестящим волосам. - Доктора на дежурстве не спят! С тобой будет наша замечательная доктор, детский врач и две акушерки! Даже не думай, что ты останешься одна! - Правда? - всхлипнула Маша. - Машенька, а кроме того, возле тебя неотлучно будет находиться сиделка, - напомнила мама. - Это гарантировано договором. Антонина Аркадьевна ни секунды не сомневалась, что рожать дочь будет в платном отделении. - Да?.. А я не помню... Но, а вдруг всё же?.. - Никто спать не будет. Антонина Аркадьевна вздохнула и улыбнулась. Маше необходимо было успокоиться, ведь ей предстояло нелёгкое испытание. - Мам, а может всё же это ещё не схватки? - Может, - мать подмигнула Маше. - Может ещё всё рассосётся? Маша засмеялась. И растёрла слёзы по щекам. - Мам, я очень хочу кушать... Маша сейчас была больше ребёнком, чем женщиной, которой предстояли роды. И Антонина Аркадьевна старалась всячески поддержать в дочери эту непосредственность, приободрить перед ожидающими её нелёгкими часами... ...Жуткая боль началась в девять часов вечера. И ничто не могло спасти Машу от этой боли: ни постоянное присутствие медиков, ни дыхательные упражнения, ни массаж, ни даже болеутоляющие уколы. Волнение и страх завладели Машей настолько, что она никак не могла сосредоточиться и успокоиться. И лишь устав от слёз, Маша смогла подавить волнение и заставила себя терпеть боль. Боль. Чтобы Маше не говорили, она была уверена, что не забудет эту боль никогда. Такой кошмар незабываем! Финальный аккорд торжества боли пришёлся на половину второго ночи. Доктора и акушеры подбадривали Машу, стремясь сосредоточить её внимание и призывая чётко следовать всем их рекомендациям. - Маш, не нужно тужиться не в схватку, а тем более изо всех сил! - Не напрягайся так, поспокойнее! Маша устала настолько, что не могла даже кивнуть. - Не теряй зря силы! А то и сама порвёшься, и девочке будет трудно выйти! - И сосудики могут лопнуть, пожалей и её и себя! ...Маша скользнула взглядом по часам - два... В два часа ночи боль оставила её. В два часа ночи раздался крик новорождённой девочки, машиной дочки. Но малышку Маша не разглядела. Как только роды закончились, Маша плавно стала проваливаться в сон, в спасительную колыбель из отдыха и забвения... * * * «Надо же, девочка родилась в два часа, во второй день второго месяца!» Это было последнее, что слышала Маша, засыпая. И это стало первым, что она вспомнила, проснувшись уже в палате. Маша попыталась мысленно увидеть девочку, но ничего не вышло. Всё в её памяти было так смутно, что она отказалась от этой затеи. - Семь часов, - проговорила Маша, взглянув на часы. - Интересно, утра или вечера? Зимняя темнота не давала ответа на её вопрос. Маша повернулась, чтобы нажать на кнопку вызова медсестры, и тут же почувствовала боль во всём теле. Эта боль была отзвуком усталости и показалась Маше сущим пустяком в сравнении с перенесённым недавно. Оказалось, что проспала Маша остаток ночи и весь день. Уже был вечер второго февраля, а это означало, что совсем скоро её доченьке исполнится целый день. - А я её ещё не видела... И невероятная нежность охватила Машу. Пришедшая врач сообщила Маше, что девочка здорова, весит три с половиной килограмма, рост - пятьдесят сантиметров. - Антонине Аркадьевне я уже позвонила, - улыбнулась доктор. - Прелесть, что за ребёнок! ...Принести девочку на кормление должны были только утром, а сейчас Маше нужно было набираться сил. Но туманное видение - малышка на руках у доктора - не покидало Машу. Желание увидеть девочку вытеснило любые воспоминания о боли. - На кого она похожа? - размышляла Маша. - А какого цвета у неё волосики? Маша уже и забыла, что совсем недавно не осознавала своё материнство и даже боялась этого неведомого чувства, беспокоилась, что не сможет принять ребёнка... В девятом часу вечера Маша поднялась с кровати. Постояла. Ни головокружения, ни боли она не почувствовала и решила сходить в детскую половину. Дежурившая в коридоре медсестра тут же подошла к ней и предложила свою помощь. - Спасибо, я хорошо себя чувствую, - улыбнулась Маша внимательной женщине. - Очень хочется посмотреть на ребёнка, а принести обещали только утром. Неторопливо дойдя до конца коридора, Маша отворила дверь в детское отделение. Там, с младенцем на руках, прогуливалась медсестра. Ребёнок плакал, и медсестра укачивала беспокойного малыша, уговаривая уснуть. - Здравствуйте, - тихо сказала Маша. - Я родила ночью, можно мне посмотреть на ребёнка? - Аристова? - улыбнулась медсестра. - Да. - А это как раз ваше сокровище! Никак спать не желает! - женщина осторожно положила малышку на руки Маши. - Наверное, к вам хочет! У Маши перехватило дыхание, а девочка, оказавшись на руках мамы, тут же замолчала и... уставилась на Машу, широко раскрыв глаза. - Я же говорила, - улыбнулась медсестра. - Почувствовала роднулечку и успокоилась. Женщина с нежностью смотрела на Машу: «Господи, сама ещё девочка...» Маша не могла оторвать взгляд от дочери - девочка была невероятно красива... И это была её доченька! - Дочуня моя, - Маша поцеловала щёчку малышки, и дрожь нежности пробежала по всему телу. - Прелесть моя... Девочка была запеленована так, что даже волосиков не было видно. Маша коснулась платочка и вздохнула. - В роддомах всегда так пеленают... - пояснила медсестра. Маша кивнула. Да, они ещё были в роддоме, и сейчас ей придётся отдать дочку. А так не хотелось расставаться с ней! - А можно, я её сейчас заберу? - решилась попросить Маша. - Я хорошо себя чувствую! Сейчас уложу её спать! Можно? Женщина вновь улыбнулась: - Можно. А если потребуется помощь, нажми на зелёненькую кнопочку, она возле детской кроватки прикреплена. - Спасибо! Маша хотела крепко прижать девочку к себе, но знала, что пока этого делать нельзя. Крохотная дочка нуждалась в нежнейшей заботе. Маша также неторопливо вернулась в свою палату. И войдя, заметила стоящую на кушеточке сумку. - Бабушка нам вещи передала, - улыбнулась она девочке. - Сейчас мы тебя нарядим! А то завернули тебя плохо, всю красоту закрыли! Маша положила дочку на специальный столик. Достала из сумки чепчик, пару пелёнок и принялась разворачивать малышку. Девочка не спала, она продолжала смотреть на Машу. - Ерунда, что пишут, - улыбалась ей Маша. - Ты ведь меня видишь, правда? И знаешь, что я - твоя мама! Маша освободила головку девочки и, наконец, увидела её волосики - густые и тёмные, такие же, как у самой Маши. И ещё Машу поразили огромные глаза малышки, в обрамлении длинных чёрных ресниц. Глаза были насыщенного серого цвета, но Маша не сомневалась, что скоро они станут синими. - Девочка моя... Маша осторожненько одела дочке чепчик. И замерла - Маша поняла, как зовут её доченьку. - Ириша, - прошептала Маша и улыбнулась. Все имена мгновен