й детской больницы! - Знаешь, Герман, счастлив я буду, если любимая женщина вернётся ко мне, а не к мужчине, занимающему пост главного врача... Лицо Германа озарила улыбка. Он принял решение, которое, возможно, сделает светлее и его жизнь. - Давай немного подождём, - обратился он к отцу. - Есть одна идея... Если ты не против. Антон Сергеевич был не против. А ждать он привык. А пока отцу и сыну было достаточно общения. Они навёрстывали потерянные годы, узнавая о жизни друг без друга. Герман приходил к отцу каждую пятницу. В этот день Антон Сергеевич оставался дежурить в ночь, и это позволяло им свободно общаться. - Пап, ты - главный врач, а дежуришь, словно рядовой сотрудник. - Это - моя жизнь. Я не буду чувствовать себя врачом без обычной работы... ...Герман поделился своим горем, рассказал о вынужденном расставании с любимой. Рассказал отцу о своей жене, к которой с годами стал испытывать симпатию. И поделился своими скупыми чувствами к дочери. Антон Сергеевич прекрасно понимал сына. Судьбы их в чём-то были похожи... Но советовать что-то глобальное отец считал себя не в праве. Он лишь сказал Герману: - Мы не в силах пойти против судьбы, - это Антон Сергеевич знал точно. - Неизвестно, какой дорогой придётся идти по жизни... Но дочка уже есть, она нуждается в твоей любви. Может, ты пока не осознаёшь этого, но... В общем, уверяю тебя, должно что-то произойти... Это выделит приоритеты и ты поймёшь, что всё же является главной дорогой. По крайней мере, в данное время! ...И это произошло. Случайно. И преобразило жизненный путь Германа. Ковские устроили очередной воскресный обед, на который ехать Герману, естественно, не хотелось. А тем более март, вместо того, чтобы радовать солнышком, преподнёс очередной сюрприз из снега и ветра. Однако Герман поехал. И успокаивал себя лишь мыслью о том, что в центре эта мартовская метель не будет выглядеть столь буйной, как здесь, в спальном районе. Уютные улочки и дворики центра Москвы делают непогоду спокойнее, это в окраинных районах железобетонным громадинам безразлично, как ведёт себя стихия. Герман явился в родной дом за пять минут до начала трапезы. Он не хотел лишних разговоров, он мечтал только о скорейшем завершении этой «семейной обязаловки». Всё проходило как обычно - Ковские и Куйберги обменивались любезностями. Но сегодня речь шла и о предстоящем дне рождения Эльвиры. Этот день рождения был чётным, и по установившейся традиции праздновать его должны были в доме Ковских. Герман безразлично слушал застольные разговоры и единственное, что привлекло его внимание - это странное поведение бабушки. Выражение лица Вероники Эдуардовны было беспокойным, Герман не сомневался, что бабушке не терпится о чём-то сообщить. Но удовлетворить своё нетерпение Веронике Эдуардовне удалось лишь за вторым блюдом, когда разговор зашёл о том, что всё больше незнакомых людей появляется в их районе, что привычных лиц уже не встретишь! - А я позавчера встретила Машеньку, - улыбнулась Вероника Эдуардовна. - Аристову! - Это наши бывшие соседи, - тут же пояснила Елизавета Григорьевна. И ни один мускул не дрогнул на её лице. Дядя и Тётя Германа живо принялись расспрашивать Веронику Эдуардовну об Аристовых: где они? как они? и почему вдруг не позвонили ни разу? - Я попросила Машеньку непременно позвонить нам! - Нужно обязательно встретиться с ними! - Владимир Ковский очень заинтересовался сообщением матери. - Антонина всегда была нам как сестра! - пояснила тётя Германа. У Германа же исчезли силы, до того поразило его рассказанное бабушкой. Машенька... Совсем недавно она проходила по Чистопрудному бульвару и, возможно, думала о нём! Неужели слова отца сбываются, и судьба сама расставит всех по уготовленным путям? Но для ответа на этот вопрос Герману необходимо было расспросить бабушку о разговоре с Машей поподробнее. - Бабуль, пойдём чайку заварим, - неожиданно предложил Герман. Ему было безразлично, что он перебил говорящих о чём-то родственников. И уж тем более ему было всё равно, как посмотрела на него мать... ...Герман прикрыл кухонную дверь. И на недоумённый взгляд бабушки ответил вопросом, удивившим старушку ещё больше. - Бабуль, Маша не сказала, когда они будут нам звонить? - Нет, ничего определённого она не сказала, - пожала плечами Вероника Эдуардовна. - Сказала, что передаст маме мою просьбу. - А куда они переехали? - Герман заглядывал в глаза бабушки, будто пытался отыскать в них слова, позабытые произнести ею. - Я не знаю... - Ты не спросила? - в голосе Германа зазвучало отчаяние. - Спросила, но... Маша ничего не ответила, - бабушка говорила медленно, припоминая разговор. - Она махнула рукой... Я ещё подумала, что ей не слишком нравится новое место жительства, ведь после нашего очаровательного... - Или она специально промолчала... А ты... ты Маше сказала, что я женат? Вероника Эдуардовна подняла голову, внимательнее всматриваясь в глаза внука. У бабушки перехватило дыхание - в глазах Германа блеснули слёзы. - Бабуль, ты хотя бы спросила, учится Маша или работает? - Учится, - кивнула старушка. - Где?! - Не знаю... Слёзы брызнули из глаз Германа. Напряжение оказалось слишком высоким, он не смог справиться с эмоциями. - Ну хоть что-то она тебе рассказала?! - В общем... В основном я говорила... Машенька очень внимательно слушала меня... Спросила о собачке... Я сказала, что это для Эльвирочки мы купили, - Вероника Эдуардовна прижала руку к груди, она разволновалась, глядя на внука и... догадка, невероятная догадка посетила её, - Герочка... Ты и Маша? Они... поэтому уехали, да? Лиза... из-за этого?.. Герман не в силах был даже кивнуть. Да этого и не требовалось. - Герочка... мальчик мой... - вот кем пришлось пожертвовать её внуку. Но бабушка не решалась даже коснуться его руки. Потрясение, жалость и сожаление словно парализовали пожилую женщину. В кухню вошла Елизавета Григорьевна. И Герман, отшатнувшись от матери, подошёл к окну. - Бабуль, было уже темно, когда вы встретились? - Темно, фонари уже горели. - Ты не заметила, у Маши глаза были синие? - Синие, - уверенно ответила бабушка. - Синие. - Точно? - Герман очень хотел бы услышать, что глаза Маши хоть немного были подёрнуты дымкой, а значит, она печалится о нём. - Синие, Герочка... Её замечательные глаза, - вздохнула Вероника Эдуардовна. - Значит, не судьба, - прошептал Гера. - Действительно не судьба... Его судьба принадлежала другой женщине и... ребёнку этой женщины. Гера толкнул форточку. Только морозный воздух сможет успокоить его, заледенить, оттаявшую было душу. - Гера, - мать прикоснулась к щеке сына. - Прости меня... Голос Елизаветы Григорьевны дрожал. Но её чувства уже давно были ему не нужны... ... - Юля, собирайся, - Герман вошёл в комнату совершенно спокойным. - Поедем домой. Потом взял дочь за руку и повёл одеваться. Все замерли. Такое случилось впервые. И Ковские и Куйберги не вымолвили и слова, наблюдая за сборами Германа, Юли и их дочери. ...Герман придержал подъездную дверь, пропуская жену с дочкой. А когда вышел сам, остановился, замерев. Дыхание сдавило, когда Герман увидел: метель закончилась, и небо очистилось. Высокое тёмно-синее вечернее небо смотрело на Германа. И звезда... Яркая звезда горела в небе. Слишком высоко...