- На сочинении надо сочинять, а не пересказывать, - Маша не уступала своему разумному другу.
- Да? Посмотрим, как ты напишешь сочинение по картине «Юрий Гагарин»! Мы вот недавно писали! Тут надо знать, а не фантазировать!
Маша пожала плечами.
- Ну, это вы пишете! А у нас учительница молодая, мы, например, недавно писали сочинение о листочке!
- О листочке? - фыркнул Гера.
- Да, мы придумывали, как он сидел в почке и мечтал, что увидит, выбравшись из неё! Глаза Маши загорелись. - А потом описывали, что листочек увидел, когда почка лопнула!
Глаза Маши сияли так ярко, что ослепили Германа. Он даже остановился. И ему совершенно расхотелось спорить с ней.
Герман впервые заметил, что у Маши глаза ярко-синего цвета...
... А дальше стали происходить события, узнай о которых бабушка Германа, её хватил бы удар. Гера ежедневно ходил к Маше, говоря бабушке - «поиграть в шахматы» - а на самом деле он усаживался в большущее кресло и читал «Трёх мушкетёров». Поначалу Гера не мог преодолеть желание видеть яркие глаза Маши, смотреть на её улыбку и улыбаться её маленьким ямочкам на щёчках и любоваться её блестящими тёмными волосами. Он не понимал, зачем ему это нужно, но он этого очень хотел.
Но вскоре мальчик увлёкся чтением. И как оказалось, всё это принесло двойное удовольствие - Гера узнал, что такое захватывающая книга, а ещё он получал небывалое по яркости тепло Машиных глаз.
Но, к сожалению, с началом нового учебного года Маше и Герману пришлось почти забыть не только о совместных возвращениях из школы, но и о послеурочных встречах. Гера теперь был учеником средних классов и почти всю неделю у него было по пять уроков, а Маша каждый день уходила домой после четвёртого. Да и Маша теперь стала второклассницей и родители не беспокоились - девочка была внимательна и ей не составляло труда перейти улицу.
Гера и рад бы был почаще видеться с Машей, он чувствовал, что ему не хватает общения с ней, но тут стали появляться неожиданные препятствия. Одновременно с тягой Гера ощущал смущение. И сделал вывод, что взрослому пацану не стоит дружить с девчонкой. Да ещё родные подшучивали над ним, спрашивая, давно ли он не виделся со своей невестой. Герман сразу же начинал волноваться, мальчик краснел и старался побыстрее уйти в свою комнату.
Но к Маше всё равно тянуло. И Герман нашёл хороший предлог для визитов к соседям. У Геры в четвёртом классе появился новый предмет - английский язык. Английским он до этого не занимался. В отличие от Маши, которая уже неплохо владела языком. Вот Гера по этой уважительной причине и стал навещать Машу два раза в неделю - ходил либо советоваться по поводу английской транскрипции, либо просил Машу проверить, правильно ли он сделал упражнение.
Маша проверяла безупречно выполненные Герой задания и порой недоумевала, почему он пришёл посоветоваться: ведь читал он всегда без ошибок и в грамматике хорошо разбирался. И улыбалась.
А Герман, замерев, любовался её глазами и ямочками на щеках.
МАРИЯ
Отец называл её небушком не только за цвет глаз. Но ещё за невероятно чистую душу, ярчайшую доброту. И за, невообразимой глубины, жажду познания - бездонную, как небо.
Маша жила только учёбой, ей почти ничего не было нужно, она лишь хотела изо дня в день пить знания и наслаждаться обворожительным вкусом этого изысканного напитка.
Занятия в школе оставались для Маши лёгким развлечением - абсолютно ничто не вызывало затруднений, поэтому все уроки пролетали незаметно. А вот потом наступало самое интересное. Маша, помимо продолжающихся индивидуальных занятий английским, теперь посещала группу, где практиковалась в разговорной речи. А ещё Маша ходила в филологический кружок - с удовольствием постигала секреты русской орфографии, распутывала замысловатые клубки синтаксиса и пунктуации.
И главное - вся эта головокружительная вереница занятий была вдвойне приятна, поскольку дома её понимали и всячески поддерживали. Родители всегда были слушателями, советчиками и помощниками Маши. А особенно папа. Отец был чуть ближе Маше, чем мама. И это было понятно - мама не только была загружена в своей музыкальной школе, но и имела нескольких учеников, с которыми занималась индивидуально. Работа доставляла Антонине Аркадьевне немалое удовлетворение, поэтому для семьи оставалось не слишком много времени. И женщина была благодарна дочери и мужу за понимание и отвечала им искренней любовью. Алексей Алексеевич же отдавал дочери много времени - благо, график полётов позволял несколько дней кряду бывать дома.
Алексей Алексеевич Аристов понимал, что жизнь его удалась - он покорил высоты не только обожаемого им неба, но смог достигнуть и в личной жизни наивысших, благодатных слоёв, позволяющих чувствовать счастливое дыхание. Алексей Алексеевич сумел гармонично жить в профессии. Но, по большому счёту, он жил ради жены и дочери, безумно любил их и временами пугался, что это когда-нибудь сможет закончиться.