Знаешь, есть такая группа людей, которые думают, что гомосексуализм - это болезнь, и от неё нужно лечить лекарствами. Вот мои родители были как раз из такой группы, в особенности отец. Помню, как-то раз мы вместе с ним смотрели по телевизору одну передачу, так отцу ведущий не понравился, и он выругался, сказав: «Слава Богу, что мой мальчик здоровый и нормальный, а то задушил бы своими руками». Вот так.
Тяжело, когда осознаёшь, что есть мир, где все спокойно относятся к твоему выбору жизни, и есть дом, где ты любишь родителей, но ничего не можешь им рассказать.
- А ты пытался?
- Отец, он ненавидел геев, понимаешь. Любая тема, любой намёк, что он мог «родить нездорового сына», и всё, это удар. Как на него будут смотреть соседи и знакомые? Хоть и приняли закон, и во многих штатах к однополой любви относятся нормально, есть городишки, как мой, где вроде все законы соблюдают и всё хорошо, но на самом деле, если узнают, что ты не такой как все - могут запросто покалечить.
- А сбежать? Это, конечно, не выход, но всё же.
- Мама болела, не хотел её оставлять одну. Мне кажется, что она бы поняла и приняла бы меня.
- Так почему ты ей-то не рассказал? Может, она бы подготовила отца.
- Не успел. Я не осуждаю свой город. Для всего нужно время. Сначала большинству людей не нравятся перемены, но потом они приспосабливаются к ним.
- Ничего не понимаю, ты любил маму так, что даже не хотел оставлять одну. Но всё-таки покончил с собой.
- Сейчас подробно расскажу. Как ты, я надеюсь, поняла, в моём городе геев считали психически больными людьми.
К нам в школу перевёлся новенький парень из Нового Орлеана, в принципе, симпатичный, девчонки его сразу же заценили. Мы ходили с ним на одни и те же предметы, ну и как-то начали потихоньку общаться, сначала о предметах, потом уже на фильмы и музыку перешли, обменивались личными интересами. До того момента, когда пришел Кёртис, так звали новенького, даже ещё ранее, я был, можно сказать, заводилой, свои друзья, подруги, а потом...
Нет, я не стал совсем изгоем, просто со мной мои старые друзья уже перестали разговаривать.
- Я не совсем понимаю, о чём ты? - перебила я парня. Кажется, Джеймс ушёл далеко в свои мысли и воспоминания, они путались у него в голове, поэтому рассказ получался каким-то сбивчивым.
- Прости, просто кажется, что это было лет двести тому назад, - Джеймс улыбнулся и объяснил, - в любой школе есть качки-спортсмены и просто заводилы, я относился, скорее, ко второй группе. Были и друзей куча, и своего рода авторитет, я участвовал в различных конкурсах, вёл эти конкурсы, был активистом. Не особо люблю футбол, вот и с физкультурой у меня не задалось, точнее, с тренером и командой. У нас был нападающий - Майк, типичный спортсмен, тупой и... тупой. У него была девушка Элис, ангельская внешность. Я не знаю, как это произошло, я с ней всегда был просто учтив, не заигрывал, ничего такого, но она в меня влюбилась. Вот. Ну и рассказала всё Майку, что не может с ним быть, бла-бла-бла, любит меня и хочет попробовать встречаться со мной. Я это узнал потом от одного нашего ботана, его в кабинке туалета закрыли наши шалопаи, туда и пришли разбираться Элис с Майком.
Мы с Элис, естественно, встречаться не начали. Я как можно более мягко сказал, что мы не можем быть вместе, наврал, что люблю другую, не говорить же ей правду. В общем, она уехала, и слава Богу. Но Майк так просто мне этого не простил, вот он и постарался отдалить от меня всех моих друзей и преуспел в этом, уж не знаю, чего он им там наговорил!
Вот и получилось, что, когда приехал Кёртис, я остался один, и мне очень хотелось хоть с кем-то общаться. У нас с ним даже было много общего, любимые группы, сериалы. Мы с ним всё время проводили вместе. Как-то в нашу вселенную занесло, непонятно каким ветром, выставку работ Дали, мы, естественно, пошли посмотреть: не часто в нашем городе происходило что-то интересное. Пока я пялился на «Постоянство времени», Кёртис вскользь сказал, что вроде художник был бисексуалом, и типа он тоже не прочь бы подурачиться, мы посмеялись и, конечно же, его слова запали мне в душу. Одним вечером мы сидели, смотрели фильм, честно, уже не помню, какой, и пошли у нас откровенные разговоры. Он признался мне, что сидел на игле и пытался покончить с собой, о своёй тяжёлой жизни, и он слёзно просил никому не рассказывать. Мы помолчали, и он попросил тоже что-нибудь рассказать о себе, то, чего никто не знает. Я долго думал, говорить или не говорить, но Кёртис был таким откровенным, ещё и вспомнился поход в музей... короче, я раскрылся. Он вроде как хохотнул, потом сказал: «Я догадывался, что с тобой что-то не так». И почему меня не насторожили эти его слова? Он предложил нам начать встречаться и ушёл, сказал, что срочные дела появились. Я и на это внимания не обратил. Всю ночь толком не спал, думал, всерьёз он говорил или шутил. И что мы будем делать, если он сказал правду. Может, уедем в Лондон, Сан-Франциско или куда-нибудь в другое место, мне было всё равно, я хотел счастья!