Вероятно, он торчит сейчас в своем кабинете, ожидая известий о ее встрече с Хильером. И, придя в себя после этой самой встречи, она сразу же зайдет повидать его.
Кто-то вошел в тихий зал библиотеки. Женский голос сказал:
– Да говорю же тебе, Боб, что он родился в Глазго. Я отлично помню это дело, потому что долго разбиралась с ним, а потом мы составляли отчеты о текущих событиях.
Боб ответил:
– Полнейшая чушь. Он родился в Эдинбурге.
– Нет, в Глазго, – настаивала женщина. – И я предоставлю тебе доказательства.
Предоставление доказательств подразумевало поиск библиотечных материалов. А это значило, что уединение Барбары закончилось.
Покинув библиотеку, она медленно пошла вниз по лестнице, выигрывая дополнительное время, чтобы успокоиться и обдумать слова благодарности инспектору Линли за его помощь. Она не представляла, как ему это удалось. Они с Хильером враждовали почти постоянно, поэтому он должен был обратиться за поддержкой к тому, кто стоял выше Хильера. А подобные действия, насколько она знала, могли дорого обойтись его профессиональной гордости. Такой человек, как Линли, не привык выступать в роли просителя. И необходимость смиренно просить о чем-то у начальства, откровенно завидовавшего его аристократическому происхождению, могла стать для него мучительным испытанием.
Барбара нашла инспектора Линли в его кабинете в корпусе «Виктория». Он разговаривал по телефону, развернувшись на стуле спиной к двери. Его голос звучал довольно игриво:
– Дорогая, если уж тетушка Августа объявила, что считает нужным навестить нас, то я не представляю, как нам удастся избежать ее визита. Это все равно что противостоять тайфуну… Гм, да. Но мы должны постараться удержать ее от перестановки мебели, если еще и матушка надумает приехать вместе с ней. – Он помолчал, слушая ответную реплику, потом рассмеялся каким-то словам, произнесенным в трубку его женой, и добавил: – Понятно. Все хорошо. Мы заблаговременно объявим, что гардеробные закрыты для посещения… Спасибо, Хелен… Да. У нее же добрые намерения.
Он положил трубку, повернул стул к столу и тут заметил в дверях Барбару.
– Хейверс, – произнес он удивленно. – Привет. Что это вы здесь делаете сегодня утром?
– Я разговаривала с Хильером, – сказала она, входя в кабинет.
– И?..
– Выговор с занесением в личное дело и четверть часа монолога, который я предпочла бы поскорее забыть. Вспомните о склонности Хильера доводить любое дело до абсурда, и вы будете иметь отличное представление о том, какую он разыграл сцену. Наш Дейв – отъявленный скандалист.
– Сочувствую, – сказал Линли. – И это все? Нравоучительный монолог и выговор в личное дело?
– Нет, не все. Меня понизили до констебля с функциями детектива.
– А-а… – Линли положил руку на магнитный держатель для скрепок, стоящий перед ним на столе. Нервно поглаживая пальцами закругленные концы скрепок, он, очевидно, собирался с мыслями. – Могло быть хуже, – произнес он. – Гораздо хуже, Барбара. Все могло закончиться увольнением.
– Конечно. Да-да. Я понимаю. – Барбара постаралась придать своему голосу оттенок искренности. – Что ж, Хильеру удалось поразвлечься. Можно не сомневаться, он еще повторит отдельные перлы своей речуги за обедом с нашими начальниками. Где-то посреди его монолога мне захотелось попросить его заткнуться, но я придержала язык. Вы могли бы гордиться мной.
Линли откатился на стуле от стола и, подойдя к окну, уставился на маячивший за ним корпус «Виктория». Барбара заметила, что на его скулах напряглись желваки. Она уже собиралась разразиться потоком благодарностей – нехарактерная для Линли сдержанность наводила на мысль о той огромной цене, которую он заплатил, выступив в ее поддержку, – но тут он заговорил сам и сразу затронул больную тему:
– Барбара, вы хоть понимаете, какие усилия пришлось предпринять, чтобы предотвратить ваше увольнение? Сколько было встреч, телефонных звонков, соглашений и компромиссов?
– Наверное, много. Именно поэтому я и хотела сказать…