Саймон Сент-Джеймс был старинным другом Линли, его однокашником по Итону. К его услугам в качестве опытного судебно-медицинского эксперта регулярно прибегали адвокаты и прокуроры для выяснения тех или иных обстоятельств преступлений, больше полагаясь на научные доказательства, чем на показания очевидцев. В отличие от Линли Сент-Джеймс был человеком благоразумным и рассудительным. Он обладал способностью оценивать ситуацию объективно, непредубежденно и бесстрастно, отбрасывая в сторону личные чувства при разборе любого дела. Вот с кем Барбаре нужно было поговорить. Уж он-то сумеет растолковать, чем вызвана такая позиция Линли.
Поглощенная беспокойной мыслительной деятельностью, Барбара не учла того, что Сент-Джеймс может быть не один в своем доме, расположенном в Челси, на Чейни-роу. Однако тот факт, что его жена тоже находилась дома – работала в темной комнате наверху, рядом с его лабораторией, – не делал ситуацию и вполовину такой деликатной, как присутствие постоянной ассистентки Сент-Джеймса. И, поднимаясь по лестнице за Джозефом Коттером, тестем, домоправителем, поваром и главным доверенным лицом хозяина, Барбара не знала, что эта ассистентка как раз торчит в лаборатории.
Коттер сказал:
– Все трое еще трудятся, но пора бы им уже прерваться на ланч, и леди Хелен больше всех порадуется этому. Она не любит нарушать режим питания. И замужество не изменило ее привычек.
Барбара нерешительно остановилась на лестничной клетке второго этажа.
– Хелен тоже здесь?
– О да, – подтвердил Коттер и с улыбкой добавил: – Приятно осознавать, что некоторые вещи остаются неизменными.
– Проклятье, – пробурчала Барбара себе под нос.
Все дело было в том, что Хелен, графиня Ашертон, имевшая и собственный титул, была также женой Томаса Линли, который являлся второй половиной уравнения Ашертонов – законным графом Ашертоном со всеми полагающимися ему регалиями (хотя он не придавал этому особого значения). Барбара совсем не ожидала, что Сент-Джеймс и Дебора встретят ее, пребывающую в боевом запале, в компании с женой того, кто спровоцировал этот боевой запал. Она поняла, что ей лучше уйти.
Но не успела она придумать причину для поспешного отступления, как на площадке верхнего этажа появилась Хелен и, остановившись на пороге лаборатории, со смехом сказала через плечо:
– Ладно уж, так и быть. Я принесу новый рулон. Но если бы ты нашел время ознакомиться с техникой нынешнего десятилетия и заменил этот агрегат на нечто более современное, то нам вообще не понадобилась бы бумага для факса. Иногда бывает полезно вспоминать об окружающей реальности, Саймон.
Она начала спускаться по лестнице и тут же заметила стоявшую ниже этажом Барбару. Лицо Хелен осветилось улыбкой. Это было очаровательное лицо, не красивое в традиционном смысле, но спокойное и лучезарное, обрамленное ниспадающими каштановыми волосами.
– Господи, какая приятная неожиданность! Саймон, Дебора, у нас гостья, и теперь-то уж вам точно придется спуститься к ланчу. Как дела, Барбара? Почему вы так давно не заглядывали к нам?
Встреча стала неизбежной. Барбара кивком поблагодарила Коттера, который громогласно объявил, в основном для обитателей лаборатории:
– Тогда я поставлю на стол еще один прибор, – и начал спускаться обратно.
Поднявшись по лестнице, Барбара пожала протянутую Хелен руку. Рукопожатие сменилось обменом легкими поцелуями в щеку, и сердечная теплота приветствия сказала Барбаре, что Линли еще не успел сообщить жене о том, что случилось сегодня в Скотленд-Ярде.
– Потрясающая своевременность! – воскликнула Хелен. – Благодаря вашему приходу мне не придется сейчас таскаться по Кингс-роуд в поисках бумаги для факса. Я умираю от голода, но вы же знаете Саймона. Зачем прерывать работу ради такой мелочи, как еда, если можно поишачить пару лишних часов? Саймон, оторвись от микроскопа, будь любезен. Здесь есть кое-кто поинтереснее, чем соскобы с ногтей.
Барбара прошла за Хелен в лабораторию, где Сент-Джеймс скрупулезно оценивал улики, составлял отчеты и документы, а также собирал материалы для лекций в Королевском научном колледже, куда его недавно зачислили штатным лектором. Сегодня же он выступал в роли эксперта, поскольку, сгорбившись на стуле за одним из рабочих столов, выуживал из распечатанного конверта подлежащие экспертизе улики. Вышеупомянутые соскобы с ногтей, подумала Барбара.
Сент-Джеймс был не слишком привлекательным мужчиной. Тот смеющийся игрок в крикет, запечатленный на фотографии, давно превратился в инвалида с ногой, скованной протезом, затрудняющим его движения. Несомненным украшением его внешности служили волосы – он всегда носил их слишком длинными, испытывая глубочайшее равнодушие к веяниям моды, – и глаза, то серые, то голубые в зависимости от одежды, которая, впрочем, не поддавалась описанию. Когда Барбара вошла в лабораторию, Сент-Джеймс оторвался от микроскопа. Улыбка смягчила угловатые черты его лица.