Поэтому он спустился на первый этаж и, завладев телефоном, вызвал доктора. А потом наконец позвонил в Бротон-мэнор и поговорил с кузиной.
Уместные или нет, но ее вопросы были вполне логичны. Прошлой ночью он так и не появился лома, о чем кузине, несомненно, стало известно благодаря тому необычному факту, что он не пришел завтракать. А сейчас день уже перевалил за середину. Джулиан попросил Саманту выполнить одну из его обязанностей. И естественно, ей захотелось узнать, чем вызвано такое странное и таинственное поведение.
Но ему не хотелось ничего объяснять. Сейчас он был просто не в состоянии сообщать ей о смерти Николь. Поэтому он сказал:
— Сэм, в Мейден-холле сложились чрезвычайные обстоятельства. Я должен помочь здесь. Так ты позаботишься о щенках?
— А какие именно обстоятельства?
— Сэм… Перестань. Неужели ты не можешь оказать мне маленькую услугу?
Его премированная гончая недавно ощенилась, и ей, так же как и ее потомству, требовался особый уход. На псарне надо было поддерживать постоянную температуру. Щенков нужно было взвешивать, а процесс их кормления записывать в журнал.
Сэм знала все эти обычные процедуры. Она частенько наблюдала за тем, как Джулиан работает на псарне, и даже иногда помогала ему. То есть он не просил ее сделать что-либо в принципе невыполнимое или даже хотя бы необычное и незнакомое. Однако стало ясно, что она не согласится оказать ему услугу, если он не объяснит, почему ему понадобилось обратиться к ней с просьбой.
Джулиан вынужден был сказать:
— Николь пропала. Ее родители в ужасном состоянии. Я должен поддержать их.
— Что значит «пропала»?
Тройной перестук ножа четко отделил слова друг от друга. Саманта, вероятно, трудилась за той деревянной доской, что покрывала разделочный стол, стоявший под единственным окошком в верхней части кухонной стены. Посередине эта толстая дубовая доска заметно истончилась благодаря стараниям многих поколений ножей, рубивших на ней овощи.
— Исчезла. Во вторник отправилась в поход и не вернулась вчера вечером, как обещала.
— Скорее всего, загуляла с кем-то, — объявила Саманта в своей обычной грубоватой манере. — Лето еще не закончилось. По холмам по-прежнему шляется множество туристов. И вообще, как она могла пропасть? Разве вы с ней не собирались встретиться?
— В том-то и дело, — сказал Джулиан. — Мы назначили встречу, а когда я зашел за ней, то ее не оказалось дома.
— Ну, это вполне в ее духе, — заметила Саманта.
После этих слов ему вдруг захотелось, чтобы кузина сейчас очутилась перед ним и он смог бы залепить ей пощечину по веснушчатой физиономии.
Должно быть, Саманта почувствовала, что он готов взорваться от ярости.
— Ладно, извини. Я позабочусь о них. Позабочусь. Какая собака?
— Пока щенки появились только у одной. У Касси.
— Все понятно. — Очередной перестук. — А что передать твоему отцу?
— Нет никакой необходимости что-то передавать ему. Меньше всего Джулиану хотелось направлять мысли
Джереми Бриттона в эту сторону.
— Насколько я понимаю, ты не вернешься к ланчу? — Вопрос, заданный весьма выразительным тоном, прозвучал почти как обвинение, в нем смешались чувства раздражения, разочарования и обиды. — Твой батюшка обязательно поинтересуется причиной твоего отсутствия, Джули.
— Скажи ему, что меня вызвали спасатели.
— Посреди ночи? Спасение заблудших в горах душ едва ли объясняет, почему тебя не было за утренним столом.
— Если его мучило похмелье — а ты сама знаешь, что это стало обычным делом, — то вряд ли он обратил внимание на мое отсутствие за завтраком. Если же к обеду он уже будет в состоянии замечать что-либо, то скажи ему, что горноспасатели вызвали меня сразу после завтрака.
— Интересно, как им это удалось, если тебя не было дома, когда они звонили?
— Господи, Саманта. Может, прекратишь занудствовать? Мне плевать, что ты скажешь ему: Только позаботься о собаках, хорошо?
Дробный перестук прекратился. Изменился и голос Саманты. Резкость уступила место приглушенному раскаянию и обиде.
— Я беспокоюсь только о том, чтобы у членов нашей семьи было все в порядке.
— Я знаю. Извини. Ты молодчина, просто не представляю, что бы мы без тебя делали. Один я точно не смог бы справиться со всем нашим хозяйством.
— Всегда рада помочь, чем могу.
«Ну так и помоги, не устраивая допросов с пристрастием», — подумал он, но сказал лишь:
— Собачий дневник лежит в верхнем ящике письменного стола. Того стола, что в кабинете, а не в библиотеке. Библиотечный стол уже давно продан на аукционе, — напомнила она.
На сей раз он получил скрытый намек: финансовое положение семьи Бриттонов весьма плачевно, так неужели Джулиан действительно хочет рискнуть будущим своего поместья, тратя силы и время на что угодно, кроме восстановления Бротон-мэнора?
— Да. Конечно. Как я мог забыть? — сказал Джулиан. — Будь поосторожнее с Касси. Она будет огрызаться, защищая своих малышей.
— Надеюсь, она уже успела достаточно хорошо узнать меня.
«А можно ли вообще хорошо узнать кого-то?» — спросил себя Джулиан, вешая трубку.
Вскоре приехал доктор. Он хотел дать Нэн Мейден снотворное, но она отказалась, ведь это означало бы, что первые, самые ужасные часы осознания утраты Энди проведет в одиночестве. Поэтому врач просто выписал ей рецепт, и одна из гриндлфордских кухарок тут же отправилась в ближайшую аптеку Хатерсейджа. Джулиан и вторая кухарка остались присматривать за делами Мейден-холла.
Присмотр этот в лучшем случае напоминал попытку склеить скотчем разбившуюся жизнь. Помимо желающих пообедать постояльцев в отель заглядывали и случайные туристы, узревшие на горной дороге рекламный щит ресторана и добросовестно вскарабкавшиеся по извилистой тропе в надежде получить приличную пищу. Официантки не имели никакого опыта в кулинарном деле, а горничным надо было убирать комнаты. Поэтому именно Джулиану пришлось помогать кухарке заниматься всем тем, чем обычно занимались Нэн и Энди: сэндвичами, супом, копченой лососиной, паштетом, салатами, десертом из свежих фруктов и так далее и тому подобное. Джулиану хватило пяти минут, чтобы понять, что ему это не по силам, но лишь когда он уронил блюдо с копченым лососем, у него возникла идея призвать на помощь Кристиана Луи, вместо того чтобы пытаться изображать капитана на этом терпящем бедствие корабле.
С прибытием Кристиана Луи кухня наполнилась потоком малопонятной французской скороговорки. Шеф-повар бесцеремонно выдворил всех из своего кулинарного царства.
Через четверть часа вернулся Энди Мейден. Его бледность заметно усилилась.
— Как Нэн? — спросил он Джулиана.
— Наверху, — ответил Джулиан. Он попытался прочесть ответ на лице Энди, но ему это не удалось, и он спросил: — Уже известны какие-то подробности?
Вместо ответа Энди направился к лестнице и начал тяжело подниматься по ступенькам. Джулиан последовал за ним.
Но отец Николь решительно прошел мимо супружеской спальни и скрылся в маленькой мансарде, которую он приспособил под свой кабинет, похожий на берлогу. Там он сел за старинный секретер красного дерева с многочисленными верхними ящичками и полочками. Опущенная им крышка секретера превратилась в рабочую поверхность. Из среднего отделения Энди вытащил какой-то свернутый лист бумаги, и в этот момент в комнату вошла Нэн.
Никому не удалось уговорить ее вымыться или переодеться, поэтому руки ее так и остались грязными, а на брюках виднелись темные земляные пятна. Ее волосы были взъерошены, словно она пыталась рвать их на себе.
— Что? — сказала она. — Расскажи мне, Энди. Что случилось?
Развернув свиток, Энди разгладил его на поверхности стола. Верхний край он прижал Библией, а нижний удерживал левой рукой.
— Энди! — вновь повторила Нэн. — Расскажи мне. Ну скажи же что-нибудь!
Энди достал стирательную резинку, бесформенную и потемневшую от сотен подчисток, и склонился над свитком. И только тут Джулиану удалось рассмотреть, что изображено на бумаге.
Там ветвилось генеалогическое древо. Наверху, над датой «1722 год», были напечатаны имена «Мейден» и «Ллевелин». От них шли ветви с именами «Эндрю», «Джозефина», «Марк» и «Филипп». К каждому из них прибавлялись имена супругов, а ниже — их отпрысков. Ветвь Эндрю и Нэнси Мейден продолжалась одной-единственной линией, хотя было оставлено местечко для мужа Николь, а отходящие вниз три маленьких отростка свидетельствовали о надеждах Энди на увеличение числа его потомков. Он прочистил горло. Казалось, он просто изучает разложенную перед ним генеалогию. Но возможно, он собирался с духом. И в следующее мгновение он решительно стер три ответвления, с излишним оптимизмом запасенные для будущего поколения. А после этого вооружился чертежным пером, обмакнул его в чернильницу и начал что-то писать под именем дочери. Нарисовал две аккуратные круглые скобки. Написал букву «у», поставил точку и вывел дату текущего года.