— В данных обстоятельствах я не стал бы рассчитывать на ее прощение. И ей не следовало рассчитывать на меня.
— Тебе ведь тоже приходилось обходить законы. Ты сам рассказывал мне.
— Ну, Хелен, не думаешь же ты, что можно закрыть глаза на попытку убийства? Это преступное дело. За которое, кстати, большинство людей отправляются в тюрьму.
— И по которому в данном случае ты решил выступить судьей, присяжными и палачом. Да, я понимаю.
— Неужели? — Линли начал злиться, и, конечно, ему следовало придержать язык. Странно, подумал он, что Хелен, как никто другой, умеет вывести его из себя. — Тогда пойми, пожалуйста, и еще кое-что. Дела Барбары Хейверс тебя абсолютно не касаются. Ее поведение в Эссексе, последующее расследование и любые пилюли, назначенные ей в результате анализа этого поведения, совершенно тебя не касаются. Если тебе не хватает в жизни проблем и ты ищешь выхода своей энергии, встав на путь поборницы справедливости, то подумай лучше о том, чтобы присоединиться ко мне. Честно говоря, я был бы признателен, если бы дома меня ждала поддержка, а не порицание.
Хелен заводилась так же быстро, как он, и так же умела выразить свое возмущение.
— Я не отношусь к такому типу женщин. И к такому типу жен. Если ты хотел жениться на подобострастной и льстивой…
— Это тавтология, — сказал он.
И вот этим кратким утверждением закончился их спор.
— Ты свинья! — выпалила Хелен и удалилась.
Закончив сборы, Линли пошел искать ее, чтобы проститься, но так и не нашел. Он мысленно помянул недобрым словом ее, себя и Барбару Хейверс за то, что она оказалась причиной его ссоры с Хелен. Но дорога в Дербишир дала ему время остыть и подумать, как часто он наносил противникам удар ниже пояса. И ему пришлось признать, что именно такой удар осложнил его отношения с Хелен.
Сейчас, стоя на тротуаре перед полицейским участком Бакстона вместе с Уинстоном Нкатой, Линли осознал, что у него есть шанс загладить вину перед женой. Нката наверняка рассчитывал, что инспектор назначит ему в помощь второго сотрудника для разъездов по Лондону, и оба они понимали, каким должен быть логичный выбор. Однако Линли вдруг обнаружил, что тянет время, обсуждая со своим подчиненным условия передачи ему «бентли» во временное пользование. Он пояснил Нкате, что они не вправе просить у полиции Бакстона дополнительную машину для поездки констебля до самого Лондона, и единственной имеющейся альтернативой, кроме «бентли», было возвращение в Лондон из Манчестера самолетом или поездом. Но, добравшись до аэропорта, надо еще удачно попасть на ближайший рейс, а ожидание и поездка на поезде чреваты многочисленными пересадками с одной линии на другую в бог знает скольких городках между Бакстоном и Лондоном, поэтому автомобиль, безусловно, достигнет цели быстрее.
Линли надеялся, что Нката более ловкий и аккуратный водитель, чем Барбара Хейверс, которая, последний раз пользуясь его машиной, благополучно врезалась в старый верстовой столб и покорежила переднюю подвеску. Он сообщил молодому коллеге, что ему следует вести «бентли» с такой осторожностью, словно у него в багажнике лежит взрывчатка. Нката усмехнулся.
— Неужели вы думаете, что я не знаю, как бережно надо обращаться с таким раритетным автомобилем?
— Я лишь предпочел бы, чтобы он вышел из общения с вами целым и невредимым.
Линли отключил защитную сигнализацию и передал напарнику брелок с ключами.
Нката кивнул головой в сторону полицейского участка.
— Думаете, он будет играть на нашей стороне? Или мы будем играть по его правилам?
— Рано загадывать. Он, конечно, не обрадовался нашему появлению, но на его месте я испытывал бы те же чувства. Надо будет действовать осторожно.
Линли глянул на часы. Стрелки подошли к пяти вечера. Вскрытие начали около полудня. Было бы удачно, если бы заключение о смерти уже подготовили и патологоанатом смог поделиться с ними предварительными выводами.
— Что вы думаете о его версии? — спросил Нката.
Он выудил из кармана куртки два леденца «Опал фрутс», к которым питал слабость. Внимательно изучив фантики, он выбрал один из фруктовых ароматов и предложил другую конфету Линли.
— Как Ханкен понимает это дело? — Линли развернул леденец. — По крайней мере, он охотно делится своими соображениями. Это хороший знак. Похоже, он умеет перестраиваться. Это тоже хорошо.
— Однако он какой-то нервный, — сказал Нката. — Такое впечатление, что его что-то разъедает.
— У всех у нас есть личные заботы, Уинни. И наша задача — не позволять им мешать работе.
Подхватив мысль Линли, Нката ловко ввернул решающий вопрос:
— Вы хотите, чтобы в городе я работал с кем-то на пару?
Линли опять уклонился.
— Вы можете попросить о помощи, если сочтете, что она потребуется.
— Мне самому выбрать напарника или у вас есть предложения по этому поводу?
Линли задумчиво посмотрел на констебля. Нката говорил таким небрежным тоном, что было трудно заподозрить его в чем-то более существенном, чем желание получить указания. И его желание было совершенно обоснованным, учитывая то, что Нката вполне мог вскоре вернуться в Дербишир, прихватив с собой кого-то для опознания второго тела. В таком случае кто-то в Лондоне должен был заняться прошлым Теренса Коула.
Вот он, удобный момент. Перед Линли открылась возможность принять решение, которое одобрит Хелен. Но он не воспользовался ею. Вместо этого он сказал:
— Не знаю, кто там сейчас свободен. Оставляю выбор за вами.
За время своих продолжительных визитов в Бротон-мзнор Саманта Мак-Каллин быстро усвоила, что ее дядя не отличается особой разборчивостью в вопросах выпивки. Он поглощал любой алкоголь, способный быстро лишить его связи с действительностью. Вроде бы больше всего он любил бомбейский джин, но в крайнем случае, когда ближайшие винные магазины были закрыты, не брезговал и другими крепкими напитками.
Насколько Саманта знала, ее дядюшка с завидным постоянством пил с ранней юности, с единственным кратковременным отклонением от выпивки к наркотикам на третьем десятке жизни. Согласно семейной легенде, когда-то Джереми Бриттон считался сияющей звездой рода Бриттонов. Но ранняя женитьба на подружке-хиппи с «богатым прошлым» (этот устаревший эвфемизм употребила, рассказывая о ней, мать Саманты) вызвала осуждение его отца. Тем не менее по законам первородства Джереми после смерти отца унаследовал Бротон-мэнор со всем его содержимым, и когда его сестра, мать Саманты, осознала, что она понапрасну всю жизнь вела себя как пай-девочка, пока Джереми развлекался с приятелями, глотая галлюциногены, это посеяло в ее душе семена разногласий с братом. Эти разногласия только углублялись в течение тех долгих лет, когда Джереми и его жена, стремительно произведя на свет трех детей, продолжали вести в Бротон-мэноре бесшабашную жизнь с выпивкой и наркотиками, а единственная сестра Джереми, Софи, живущая в Винчестере, нанимала частных сыщиков, периодически присылавших ей отчеты о распутной жизни ее братца, и читала эти отчеты, стеная, рыдая и скрежеща зубами.
«Кто-то же наконец должен вразумить его, прежде чем он разрушит всю нашу семейную историю! — восклицала она. — Учитывая его образ жизни, никому из наших наследников ничего не достанется».
Не то чтобы Софи Бриттон Мак-Каллин нуждалась в деньгах своего брата Джереми, которые он все равно уже давно промотал. По правде сказать, после преждевременной смерти трудоголика-мужа, обеспечившего ее постоянно растущим доходом, она просто купалась в деньгах.
Когда отец Саманты еще отличался крепким здоровьем и с утра до ночи пахал на ниве семейного предприятия, что могло бы свалить с ног иного смертного, Саманта не обращала внимания на материнские монологи, меняющиеся как по тону, так и по содержанию, однако вскоре Дугласу Мак-Каллину суждено было умереть ел рака простаты. Столкнувшись с жестокой реальностью человеческой смертности, его жена воспылала верой в важность семейных связей.