— Скажите, гражданин, где сейчас находятся Исмагул и Кадыркул Богомбаевы?
Ответил Ибрай, глядя на командира отряда:
— Не знаю я, где Исмагул и Кадыркул Богомбаевы. В сорок первом году куда-то скрылись, сбежали…
— Вы с ними недавно виделись!
— Кто мог так сказать? Вранье! — Старик вскинул бороду. — Клевета! Клевещет кто-то!
Тут из соседней комнаты Кабаргин вышел, за ним выскочил Ахмет-ходжа:
— Врешь! Ты врешь! Я им все рассказал!
— Идем, — сказал Кабаргин, тронув Ахмет-ходжу за плечо. Они вышли.
Старик сел, долго и пристально смотрел на меня, поцокал языком, головой покачал:
— Опоздал ты, начальник, пожалуй…
— Что?! — вскипел Орозов.
Но Ибрай теперь не обращал на него никакого внимания.
Я продолжал греть руки у огня, хоть сердце у меня екнуло громко, мне показалось, словно селезенка у лошади; сказал совсем тихо, спокойно:
— Опоздал я или не опоздал, не вам, гражданин, судить… Где они?
— В Тасаральском рыбтресте… У бригадира Наубанова Таукэ… У брата жены Богомбаева… Наубанов Таукэ и до войны работал в Тасаральском рыбтресте. На войну пошел, без руки вернулся… Опять бригадиром стал. Верят ему… На фронте, говорит, в партию приняли. Вот он, Наубанов Таукэ, и достал им справки, чтоб паспорта получить. Племянники его, Наубанова Таукэ, в Караганду людей послали. За паспортами… Должны… те люди уж вернуться. Вчера! Да вы сами у него спросите.
— Спросим, — сказал я.
— Спроси, спроси, начальник. Наубанов Таукэ у меня на квартире спит.
Я рассмеялся, и мне стоило больших усилий остановить свой хохот. Хохот, который мне самому очень не понравился: сдавали нервы после двухмесячного преследования.
Справившись с собственным смехом, я протянул в тон Ибраю:
— Раз я опоздал, скажите, гражданин, куда ж братья Богомбаевы со своей бандой направились?
— В Синьцзян…
— Дорога известная… — усмехнулся я. — Идут они по пескам Сары-Ишикотрау или по долине Или, скрываясь в тугаях… Старая басмаческая дорога…
Дверь отворилась. На пороге стоял наспех одетый человек в полушубке, чуть бледный, с быстрым взволнованным взглядом.
— Что стряслось, Ибрай-ака?
Тот отвернулся.
Я встал, властно приказал:
— Наубанов, подойдите!
Таукэ сделал три четких шага ко мне.
— Не оборачивайся! — и Орозову, кивнув на Ибрая: — Увести гражданина в отдельную комнату. Пусть капитан неотлучно находится при нем. Увести!
Когда мое приказание было выполнено, я сказал Таукэ:
— Садись. Ты брат жены Богомбаева.
— Да.
— Ты достал племянникам справки для получения паспортов.
— Да. Они с фронта вернулись. Справки у них из госпиталя. Под Сталинградом еще воевали. Контузии.
— Остальные пятнадцать — тоже из-под Сталинграда?.. Женщины с ними есть?
— Две.
— Одна или обе врачи?
— Одна врач, другая медсестра. — Таукэ отвечал по-военному четко.
Не выдержали у меня нервы:
— Ты бригадир рыбаков или бригадир бандитов?
— Не понимаю… Зачем кричать? Почему надо кричать?
— У вас под носом делались эти справки! Когда должны вернуться люди с паспортами? Те, что в Караганду ездили…
— Вчера. Но не приехали.
— Пойми, Таукэ, ты пустил к себе в дом бандитов. Они убили шестерых в Бурылбайтале, троих в Киргизии…
— Мои племянники не могли меня так обмануть.
— Кто подписывал справки на получение паспортов?
— Командир.
— Он беседовал с Богомбаевыми?
— Что вы! С кем беседует командир? Некогда ему. Я отнес справки секретарше. Она сказала — через неделю приходи. Он подписал, секретарша отдала.
— Кабаргин! — позвал я.
Вася вошел вместе с Ахмет-ходжой.
— Ахмет-ходжа, ты дважды водил банду Исмагула и Кадыркула грабить Иванов хутор?
— Я.
— Они убили здесь, в Бурылбайтале, шестерых коммунистов и комсомольцев и угнали двадцать девять английских жеребцов-производителей.
— Они, начальник…
Наубанов потряс вскинутой рукой-культяпкой и крикнул:
— Мои племянники не могли мне наврать!
Ахмет-ходжа проговорил тихо:
— Я им дальний родственник, ты — близкий со стороны матери. Клянусь, я правду сказал.
— Сам убью их! — Культяпка правой руки Таукэ странно зашевелилась: я догадался — он забыл об ампутированной руке и в запальчивости привычно искал пистолет, словно обманувшие его племянники стояли перед ним.
Тогда сказал я:
— Ни кулаком, ни палкой ты их не тронешь, Наубанов Таукэ. Как их наказать — решит суд. Ты едешь с нами, Наубанов. И Ахмед-ходжа тоже.