Потом сунул руку с лимонкой за пазуху чтоб не замерзла рука, и держал бандитов в страхе, пока я пробивался в кабинет к Пузырю, разговоры вел.
Приехал я тогда, конечно, с подкреплением — все хорошо…
И вот с той поры болеет Вася. Дорого ему дались те минутки. Подошли рыбаки, помогли нам охранять арестованных. Пригласили байбиче — ну, пожилую женщину, чтобы обыскать женщин. Обнаружила байбиче у них в шальварах восемьдесят тысяч рублей денег. Пока шел обыск, со станции приехал Таукэ и привез еще одного бандита. В куржуне у него нашли по три паспорта на каждого из банды: полугодовой, годовой и трехгодичный, на чужие фамилии; подделанные справки из канцелярии отряда.
Обыскали мы всех еще раз тщательно. Когда подошел я к Исмагулу, он вдруг сказал:
— Я про Оморова, про Макэ хочу сказать…
Чувствую — свело скулы от ненависти, проговорил сквозь зубы:
— Что ты хочешь сказать…
А сам Васю подозвал, чтоб стал меж мной и Исмагулом. На всякий случай. Ну как не сдержусь.
— Говори. Говори про Оморова Макэ, которого вы убили…
— Оморов потому погиб, что Кадыркул не хотел пойти с ним на свиданье. Нам передали — Макэ поговорить с нами хочет. А Кадыркул ему засаду устроил.
— Для трибунала это не доказательство твоей невиновности.
— Я не о том, чтоб во внимание принимали. А как все было. Чтоб вы знали.
— Буду знать… Запомню на всю жизнь. Дядя ваш, Абджалбек где?
Опустил голову Исмагул:
— Не знаю… Какой он дядя — бросил нас…
— Свинье не до поросят, когда на огонь тащат.
Отошел было Исмагул, обернулся:
— Макэ нам кричал. Звал. Мы на голос шли…
— Замолчи! — заорал я. И спасибо Васе — отвел меня в сторону.
Вот и все. Потом было следствие, суд. Каждый получил по заслугам. Но ведь следствие не мы ведем.
Абджалбек? Конечно, потом поймали. И это совсем другая история.