— Моя течка, — выдыхаю я. Он садится на край дивана, кладет руку мне на лоб. Его прикосновение прохладное, и я наслаждаюсь им, улыбаясь ему.
Я пока не схожу с ума от нужды. Меня просто лихорадит, мой мозг затуманен, а конечности отяжелели.
Я удивлена, что течка наступила так быстро — через неделю после первой, это аномально быстро, но, видимо, Калум меня спровоцировал.
— Ты, должно быть, пропустила дозу или две, — добавляет он, словно читая мои мысли.
Он прав.
В последние несколько дней я забыла принять подавляющие средства.
Но мне все равно. Я хочу, чтобы он заботился обо мне.
— В нашей спальне есть еще одеяла и подушки для тебя, — говорит он. — Ты можешь гнездиться столько, сколько тебе нужно.
В его глазах доброта, которой я раньше не видела. В них нежность и привязанность.
И его запах…
Я сажусь на диване и притягиваю его к себе. Я крепко целую его, и он вздыхает напротив моих губ.
— Мне нужно спариться с тобой, — шепчет он мне в губы. — Я не могу больше ждать. Мне нужно быть связанным с тобой. Я, блядь, болею по тебе.
Мои руки скользят по его груди, ощущая твердые мышцы под рубашкой. — Ты дал мне все, — говорю я ему. — Ты сделал для меня невозможное. Я хочу быть твоей.
Его запах пронзает меня, пряный и насыщенный, и у меня сводит живот.
— Прикоснись ко мне, — умоляю я, и он делает это.
Он осторожно снимает с меня рубашку и укладывает меня обратно на диван, забираясь на меня сверху. Он сжимает одну грудь, прежде чем перейти к другой, нежно массируя их.
Мое тело сверхчувствительно, и моя киска пульсирует от каждого прикосновения, когда он посасывает каждый сосок. Я тяну его за волосы, и он стонет, наслаждаясь моей грудью.
Во мне нарастает желание, и потребность превращается в боль. Я прижимаюсь к нему, толкая бедра вверх, и он отвечает тем же.
Мои леггинсы промокли. С меня стекает жидкость, пачкая одеяла под нами. Я снова толкаюсь в него, доводя себя до быстрого оргазма только от трения.
— Черт возьми, — стонет он, когда я кончаю под ним. — Ты такая чувствительная. — Он произносит это с благоговением, когда его руки стягивают с меня леггинсы. — Такая влажная.
Я едва могу говорить. С моих губ срываются стоны, тихие всхлипы потребности, и он отрывается от меня. Я скулю, но он быстро опускается на колени в конце дивана, притягивая мои бедра к себе.
Мои бедра сжимаются вокруг его головы, и я засовываю его рот туда, где мне это нужно.
Он поглощает меня с самозабвением, слизывая мои соки и постанывая в мою киску. Его язык играет с моей щелью, толкаясь между складочек и нежно трахая меня.
Этого недостаточно. Я прижимаюсь бедрами к его лицу и тяну его за волосы, прижимая его к себе, пока он посасывает мой клитор.
— Альфа, пожалуйста, — умоляю я, и два его пальца легко проникают в меня.
— Да, — выдыхаю я. — Растяни меня. Приготовь меня для твоего узла.
Он отрывает рот, чтобы укусить внутреннюю сторону моего бедра, ругаясь. — Я собираюсь уничтожить тебя, Омега. — Он обещает. — Убедись, что ты знаешь, кому ты принадлежишь.
Я так брежу, так возбужден, что взрываюсь. Поток моей спермы вырывается из моего влагалища, и вскоре я заливаю диван и его лицо своими выделениями.
Эта схватка более мощная, чем предыдущая.
— Громче, Омега, — рычит он. — Я хочу, чтобы весь гребаный мир знал, кому ты принадлежишь.
Я не могу перестать кончать.
Я содрогаюсь в его руках, когда он поднимает меня. Я обхватываю его ногами и трусь о его рубашку, отчаянно желая большего трения.
Его глаза дикие, когда он прижимает меня к стене. Его расширенные зрачки полны отчаяния и опасности, когда я сопротивляюсь ему.
— Позволь мне прояснить одну вещь, — рычит он, и мое тело дрожит от его тона. — Еще раз попытаешься спрятаться от меня, и я, блядь, приковаю тебя к кровати, пока все, что ты будешь помнить, это мой член в твоем теле. Ты меня понимаешь?
Его рука сжимает мое горло, но это как раз то давление, которое нужно.
Это восхитительно.
Я больше не боюсь его.
— Ты принадлежишь мне, — он грубо прижимается своими губами к моим, скорее в наказание, чем в поцелуе, прежде чем резко отстраниться. — И я никогда не позволю тебе уйти. Ты не сможешь сбежать, Ребекка. Никогда.
Его слова пронизаны гневом, но глаза мягки. За ними стоит обожание, первобытная потребность, и я произношу эти слова, прежде чем успеваю остановить себя.