Наблюдатель изо всех сил сосредоточился на странной планете, и его постигло еще одно потрясение. Нет, это совершенно невозможно!
У спутника планеты имелось кольцо, не отмеченное в блоке памяти. Кольцо прерывисто мерцало, излучая все виды энергии.
И судя по всему было родственником Наблюдателя.
Ларри сидел как на иголках. «Приглашение» немедленно нанести визит директору Станции пришло полчаса назад, но Рафаэль, вероятно, хотел перед аудиенцией помариновать непокорного подчиненного за дверью.
Ларри в волнении сжимал и разжимал кулаки. Он знал, что надо делать, когда получал силу тяжести в миллион нормальных. Там работала физика, комбинация законов природы, все поддавалось управлению и пониманию. Ларри просто ухватил за хвост продуктивную идею, правильно поставил опыт, и законы с неизбежностью сработали. Они не могли не сработать.
Но вся эта мышиная возня вокруг эксперимента не имела никакого отношения к физике и была ему решительно непонятна. Прошло четыре часа с тех пор, как его краткий отчет поступил в банк данных, а на Станции все словно с ума посходили.
При помощи Кольца Ларри высвободил волшебную силу, но этой силой можно управлять. Отключите приборы, и она успокоится, а этот переполох… Споры выпустили джинна, которого не загнать обратно в бутылку.
Одни сотрудники воодушевились, другие разозлились, третьи и то, и другое вместе. Персонал разделился на две группы, никто не остался равнодушным, и никто не стеснялся высказывать то, что думал, прямо в глаза Ларри. Он герой. Он лжец. Он гений. Он дурак. Он заслуживает Нобелевской премии. Жаль, что Тихо больше не тюрьма, потому что по нему плачет тюремная камера. Лесть была ему так же неприятна, как и брань.
Станция бурлила, обычный порядок жизни пошел кувырком. Ларри не удалось завершить полный анализ эксперимента – он попросту не мог пробиться к компьютеру, ибо сотрудники, пользующиеся преимущественным правом доступа к нему, пытались сами воспроизвести его ночной эксперимент.
Рафаэль одобрил численные модели, придуманные двумя маститыми учеными. Ларри ничуть не удивился, узнав, что расчеты на основе этих моделей «подтвердили» ошибочность его результатов. В пику расчетам, одобренным Рафаэлем, группа научных сотрудников помоложе (среди них выделялась Сондра) подготовила анализ, доказывающий, что Эффект Чао существует. Ларри не знал наверняка, кто первый пустил в оборот это название, но подозревал, что Сондра.
Он молча взирал на бурление и суматоху, понимая, что и его противники и сторонники исходят из неверных посылок.
Но дело было даже не в том, на чьей стороне истина, истина отошла на второй план. В этой возне главенствовала уже не наука, а политика. Сотрудников разделил незримый барьер. От них требовали принять чью-либо сторону, и вовсе не по вопросу о правоте Ларри. Вопросы теперь ставились другие. Вы за или против Рафаэля? Вы за или против закрытия Станции? Вы за нас или за них? И в конечном счете все противоречия, столкновения характеров, нравственная ненормальность жизни, годами тлевшие, но притушенные видимостью общего дела, воплотились в одном нехитром вопросе: «Вы в это верите?» Научная проблема свелась к вопросу веры, к выбору между ортодоксией и ересью.
«И после этого, – с грустью говорил себе Ларри, – здесь не осталось ничего от науки».
Включился прибор внутренней связи, и голос Рафаэля властно произнес: «Войдите». Ларри не совсем уверенно встал. Старик даже не проверил, тут ли он. Ларри поднял голову и поискал глазами камеру. Если она и была, то тщательно замаскированная. Или смысл состоял в том, чтобы показать Ларри, насколько доктор убежден в неукоснительном соблюдении приказа? Слово доктора – закон, и никто не в праве его нарушить.
Ларри пришло в голову, что, не явись он к нему, и Рафаэль ничего не потерял бы, поскольку заметить его промах было бы просто некому. Он чуть не поддался искушению остаться на месте и посмотреть, как отреагирует шеф. Но это было бы неверной стратегией.
Ларри встал, открыл дверь и вошел в кабинет.
Рафаэль сидел за столом и делал вид, что поглощен сообщением на экране компьютера. Ларри остановился перед директорским столом и замялся в нерешительности.
С него хватит. Если Рафаэль хочет поиграть в свои игры, Ларри будет не пешкой, а игроком. С несколько театральным вздохом он уселся и вынул свой карманный компьютер. Ему есть чем заняться. По крайней мере, можно притвориться.