— Спасибо… Аттикус, — наконец, выдавил он. – Видел всё через связь стаи… знаешь, эта рыжая… она предупреждала про серебряные ловушки.
— Да, знаю. Это была Флидас. – Я нахмурился, и, наклонившись, стал рассматривать его цепи. Они были заперты на замок, а я не слесарь. Если попытаться снять их с помощью магии, это займёт слишком много времени. У кого-то же должен быть ключ. – А почему ты спрашиваешь?
— Это она… похитила нас!
— Что??? Я думал, это была Эмили.
— Нет, — он покачал головой. – Она вела машину. Флидас нас уговорила не рыпаться.
Я посмотрел на Оберона.
— Почему ты раньше про это не сказал? – Я спросил вслух, так что все могли слышать мой вопрос.
Да я собирался, но ты мне не слишком-то позволял говорить. Тихо, Оберон, спокойно, Оберон, не сейчас, Оберон…
— Ну ладно, — сказал я. – Хал, мне нужен ключ. Ты не знаешь, у кого бы он мог быть?
Хал мотнул подбородком в сторону останков Радомилы.
— У мёртвой ведьмы.
— Блин. Грязное дельце. – Я подошёл к другой стороне хижины, где была клетка и так и весь перекосился, глядя на работу Лакши. На Радомиле была хорошая кожаная куртка, и когда я подтащил тело к краю клетки, где я мог дотянуться до её карманов, в правом я нашёл несколько ключей. Это был ключ к той клетке, где она сидела, и сначала я открыл её, чтобы войти внутрь и принести ожерелье для Лакши. Это было просто кровавое месиво, — я сразу вспомнил про «облепленный засохшим тестом крови» [цитата из «Гамлета» Шекспира (перевод М. Вронченко). – Перев.] – но поскольку всё это случилось по её вине, я счёл, что ей жаловаться было бы не на что.
Потом я подошёл к Халу, который тяжело дышал, ожидая освобождения.
— Ты что, превратишься в волка, как только я это открою?
Он кивнул, слишком напряжённый, чтобы говорить.
— Ну хорошо. Передай от меня Стае вот что: если увидят Флидас, пусть она делает, что хочет. Она обещала вернуться и помочь вашим раненым. Мне надо, чтобы вы пошли за Эмили и принесли мне её голову.
Это заставило его прислушаться к моим словам.
— Её… голову?
— Да, она мне нужна. С остальным делай, что хочешь. Но не беги за ней сразу, пока мы не убедимся, что ловушки разряжены. Это может нам сказать или Флидас, или Лакша, когда она сюда доберётся.
— В этом нет необходимости, друид, — сказала Морриган. Она слетела вниз и приняла человеческий облик рядом со мной. Морриган снова была обнажена – должно быть, она чувствовала некое возбуждение после того, как увидела, как обезглавили её старого врага.
— Ловушки умерли вместе с ведьмой, — сказала богиня, показывая на останки Радомилы. – Эти чары не были постоянными.
— Спасибо тебе, Морриган, — сказал я и обернулся к Халу, начав его освобождать. – Ну вот. Хорошей тебе охоты. Я подожду здесь и позабочусь о ваших раненых, как смогу.
Там, где цепи соприкасались с плотью Хала, они чуть дымились и вместе с ними отрывались кусочки кожи. Он шипел и, заворчав, обернулся, как только с него спали серебряные цепи, прорвавшись прямо через свой изящный костюм за три тысячи долларов (я не сомневался, что платить за это должен буду я). Его окружила Стая и приветствовала его возвращение; затем он занял своё место рядом с Гуннаром, и они побежали к тому месту, где Эмили ушла с лужайки, чтобы начать охоту.
— А ты нашла того демона-кровососа, Морриган? – спросил я, развязывая Оберона. Он одарил меня несколькими слюнявыми поцелуями, и я обнял его.
— Нашла и уничтожила, — ответила она. – Заметил ли ты, что моё предсказание сбылось?
— Да, это я заметил, — ответил я, улыбаясь. – Хотя оно относилось к Энгусу Огу – как я и склонен был надеяться. Могу я тебя кое о чём попросить?
— Конечно.
— Ты рассказала Энгусу Огу о нашем соглашении? Что ты меня никогда не возьмёшь?
Она скользнула ко мне, и ошеломила моё либидо своей особой магией – мой амулет мог заставить её замолчать, но не мог отрицать. Она провела ногтем по моей обнажённой груди, и я забыл, как дышать.
— О, но я тебя возьму, друид, — ответила она, — и много раз, когда силы к тебе вернутся. – Она запустила язык в моё оставшееся ухо.
Ой, ё-моё, опять начинается, — Оберон мысленно закатил глаза.
— Да я не об этом, — выдавил я, отстраняясь. Я начал усиленно думать о бейсболе. Вот, например, питчер Рэнди Джонсон. Хороший бейсболист, но не сексуальный. Сексу – нет! Сосредоточься! – Ты ему сказала, что ты никогда за мной не придёшь?
Она рассмеялась грудным смехом, и снова прижалась к моему левому боку; её дыхание щекотало мою шею, и я покраснел.
— Я хочу сказать, сказала ли ты ему, что никогда не заберёшь у меня жизнь?