Сирены выключились, послышался шум открывающихся дверей к югу от нас. Если кто-то сообщил им об убийстве, — могу поспорить, так и было — значит, они уже знают, где искать.
— Почему ты не виляешь хвостиком, щеночек? Ты не рад нас видеть? — спросил один из оленей.
— Плохой, плохой песик, — поддразнил второй.
До того, как я успел вмешаться, Флида приказала оленям заткнуться, и Оберон благодарно взглянул на нее, даже не удосужив их ответом. Флида скрыла нас от глаз смертных заклинанием невидимости, — отличный, кстати, способ незаметно свалить — и мы помчались из парка.
Богиня кипела от злости.
— Моя первая охота на новую дичь за тысячу лет, — прошипела она сквозь зубы. — И Энгус Ог сумел все испортить. Ну да, я отмщу. Выжду удобный момент и нанесу удар. Я могу быть терпеливой.
— Да, можешь, — ответил я, хотя ее склонность к насилию тоже нельзя отрицать. — А вот с меня довольно ожиданий. Энгус Ог мне за все заплатит.
Глава 7
Как только мы вернулись домой, я сказал Флиде, что придется начать подготовку к скорому нападению наемников Энгуса Ога. Далее последовали извинения и благодарности за ее компанию, но она, похоже, была настолько взбудоражена охотой, что сама тот час готова была уйти.
— Если ты выживешь, друид, может, мы еще поохотимся в скором будущем. Да пребудет с тобой мое благословение.
Она нежно погладила Оберона по голове — а он, в свою очередь, попытался увернуться от ласк — попрощалась и исчезла, вернувшись к колеснице. Пусть у нас было ее благословение, реальной помощи от нее мы не получим. Пока наш противник, как и она, потомок богини Даны, принимать нашу сторону — значит, в какой-то мере, предать свой род.
Я глубоко вздохнул, чувствуя, как постепенно спадает напряженность от ее присутствия, и опустился на кухонный стул. Оберон осторожно подошел ко мне — голова опущена, хвост не виляет.
— Аттикус, прости меня, — сказал он.
Я еще раз напомнил, что его вины здесь нет. Флида использовала нас, как оружие, а Энгус Ог как раз и добивался, чтобы мы убили того смотрителя. И теперь придется разбираться с последствиями.
— Это, потому что я убил его, — ответил Оберон.
— Флида заставила тебя. Но для полиции это не аргумент. Если они вычислят, что это сделал ты, то, скорее всего, усыпят.
— Я даже не помню, как нападал.
— Знаю. Поэтому мы больше никогда не будем с ней охотиться. Она практически захватила и мое сознание, а я не люблю, когда меня контролируют. Вообще.
— Ты никогда до этого не охотился с ней?
— Не в животном обличие. Однажды я охотился с ней в Украине. Она показала, как стрелять из лука верхом на лошади. Это чертовски тяжело, но в войске Чингисхана все пехотинцы обязаны это уметь, так, что пришлось учиться.
— Я вот сейчас вообще не понимаю, о чем ты.
— Забей. Кстати, надо тебя помыть. Марш в ванную.
— А может, я просто пойду в травке покатаюсь? Оно само сойдет.
— Нет, ты должен быть супер чистым. Если на тебе найдут кровь — считай, все пропало.
— Но ты ведь не позволишь им забрать меня?
— Я сделаю все, что в моих силах. А теперь, идем.
Я поднялся и пошел следом за Обероном в ванную. Он, кажется, немного повеселел. Хвост, по крайней мере, виляет.
— А ты мне расскажешь еще про проституток Чингисхана?
— Пехотинцев, не проституток. Хотя последние у него тоже были, раз уж ты упомянул их.
— Похоже, он был занятым малым.
— Ты даже не представляешь насколько.
Мы отлично провели время с Обероном, забрызгав все вокруг мыльной пеной, и я успел рассказать почти всю историю Империи Чингисхана. Потом пришла пора всерьез взяться за подготовку против головорезов Энгуса Ога, чтобы сегодня ночью я мог спать спокойно. Они не будут нападать в доме — считают, что слишком хорошо защищен. Но так и есть. Засада будет снаружи, и они нападут все разом, словно банда школьных задир. Так что без всякого беспокойства я пошел спать.
Утром я спокойно сделал себе омлет с сыром и зеленью, полил Табаско, и сгрыз огромный пшеничный тост. Еще приготовил несколько сосисок, но большинство из них пошли Оберону. Вскипятил воду и достал свежемолотый органический кофе из Центральной Америки (я обычно пью черный, но Оберон любит кофе по-ирландски, с ликером, сливками и несколькими кубиками льда).
— А Чингисхан какой кофе пил? — спросил Оберон.
После моего рассказа во время купания, он решил стать Чингисханом среди собак, завести себе гарем из французских пуделих с именами Фифи или Бейби. Такая уж у него была привычка. До этого он хотел быть Владом Цепешем, известным сейчас как Дракула, Жанной Д'Арк, Бертраном Расселом и всеми другими, о ком я рассказывал ему во время купания. В эти его периоды мечтаний я смеялся, как никогда. Можете считать, что не жили, пока не увидите ирландского волкодава, дефилирующего по комнате в мантии от детского маскарадного костюма с саблей наперевес.
— Он не пил кофе. Скорее чай. Или молоко диких яков. В те времена кофе вообще было мало.
— Тогда нальешь мне чай?
— Без проблем. Как только заварится, я его остужу, чтобы ты не обжегся.
После того, как я вымыл посуду, а Оберон Хан допил свой чай, настало время показаться наружу.
Я босиком вышел на задний двор и сказал Оберону общаться теперь мысленно. Поливая лечебные растения, я уговаривал их расти быстрей (спасибо связи с землей). Они высажены по всему периметру участка, в ящиках, прибитых к забору. Правда, кое-какие из трав не обладали лечебными свойствами, а шли только в пищу. Под ящиками были овощи, но и оставалось много места, где Оберон мог побегать или поваляться.
Выполняя те же дела, которые смертные делают каждый день, я еще и проверял защиту вокруг дома. Через татуировку мое сознание осматривало дыры в заклинаниях, что-либо необычное, словом все, чтобы убедиться, что я один и не под наблюдением. На соседском дереве сидел кактусовый крапивник, наблюдая за мной с высоты, но взмах рукой тут же вспугнул его. Значит обычная птица, а не шпион. Подойдя к последнему ящику, я опустил лейку.
— Ну вот, снова сажать тимьян, — проворчал я, вытряхивая землю. Запах сырой земли и трав ударил в нос, а на глаза попался длинный сверток из тонкой кожи. — Нет, ну надо же, — сказал я с притворным удивлением. Оберон по голосу понял, что ничего нового не увидит, так, что ответил, даже не поворачивая головы.
— Да это же древний могущественный меч у тебя в цветочном горшке! Ну кто бы мог его там прятать?!
Теперь, когда место, где находится меч, обнаружили, пришло время снимать с него защиту — на нем было четыре различных заклинания, так, что даже я не мог им пользоваться. Все они моя работа, но и любой друид мог создать их. Мы можем связывать несколько элементов вместе или распутывать. Например, когда я меняю форму, то привязываю свой дух к форме животного. Призыв ветра или тумана — тоже привязка. Так же, как маскировка или то, что Оберон может мысленно общаться со мной. Все это возможно из-за естественной связи друидов с природой.
Нам даже не приходится думать, что соединять. Друиды одни из немногих, кто могут видеть сущность элементов и знают, что порой самые непохожие из них, на самом деле тесно связаны. Поэтому нам так хорошо удаются заклинания, вроде упомянутых выше, расшифровка гаданий. Наши знания природы помогают создавать снадобья, яды и противоядия. Силы, получаемые из земли, подпитывают и лечат нас. Друиды всегда были в цене. Но мы не выпускаем огненных шаров из рук, не летаем на метлах, не взрываем людям головы одним взглядом. Это возможно, но придется довольно радикально менять природу своей магии — дух привязывается к существам крайне сомнительного происхождения.
Заклинания на Фрагарахе были простыми, но эффективными. Первое делало кожаный чехол непроницаемым, второе — не позволяло вынуть меч из ножен, третье — запрещало уносить меч с территории двора. Но капля моей крови и немного слюны — едва ли кто-то посторонний сможет добыть их — и заклинания можно снимать.