Меня все еще не видно за стеной, за которой я притаился. Двое из них открывают огонь, и я вынужден отступить. Одна из пуль проносится через угол стены, прямо у моего лица. Когда вокруг меня свистят еще пули, в глаза мне летит бетонная крошка. Я хриплю и протираю глаза.
В тот момент, когда я снова готов к бою, из-за угла выбегает мужчина. Он умирает еще до того, как замечает меня, прямо между его бровей красуется аккуратное маленькое отверстие.
Все равно он был уродливым ублюдком. Мир прекрасно обойдется и без него.
Прежде чем его тело успевает опрокинуться навзничь, я хватаю его за воротник рубашки и подтаскиваю к себе. Морщась от неприятного запаха изо рта – этой гниющей дыры на его лице, я выхожу в коридор, пользуясь мертвецом как щитом от летящих пуль, которые все еще мне мешают.
В труп, которым я прикрываюсь, вонзаются несколько пуль, я же в это время делаю всего два выстрела. На пол падают еще двое, и я возвращаюсь за угол, отталкивая окровавленное тело, которое теперь полностью изрешечено пулями.
Его голова ударяется о бетонный пол с тошнотворным стуком.
Я прикрывался им всего пять секунд, но мне все равно повезло. Это работает не так, как в кино. Пули с легкостью проходят сквозь тела. Входят и выходят. Только для того, чтобы снова войти – уже в мое тело.
Я предпочитаю не прятаться за щитом из других людей, если только меня не вынуждают это делать, и то лишь на несколько секунд.
На складе поднимается целый хор голосов: испуганные вопли девочек, панические возгласы людей, команды «убить puta[4]» и возмущенные требования заткнуться в сторону девочек.
Осталось шестеро, и я чувствую, как их накрывает паника.
– Выходи с поднятыми руками, оружие на пол, или я начну убивать этих сучек! – кричит один из них, и его голос расходится эхом в огромном помещении.
Я вздыхаю, расправляю плечи и делаю то, что он говорит. Бросаю пистолет на пол и выхожу с поднятыми руками. Перед девочками, заслоняя их от шальных пуль, стоят шестеро парней. Знание, что они делают это только для того, чтобы не повредить товар, а не ради того, чтобы не причинять им боль, обжигает мне грудь.
– Да ладно, веселье же только начинается, – восклицаю я, растягивая губы в ухмылке.
– Заткнись! – шипит один. Это мексиканец с бритой головой, татуировками, покрывающими его с головы до ног, и в одежде, которая выглядит так, будто ее не стирали несколько недель.
И посмотрите-ка – на лбу у него огромный шрам.
Черт возьми. Выглядит так, будто кто-то взял нож для хлеба и просто пропилил ему голову.
Это, должно быть, и есть старина Фернандо. Как раз тот, кого я искал.
Глаза Фернандо выпучены от страха, а судя по трубкам с крэком, валяющимся на столе позади него, я могу предположить, что большинство из них под кайфом.
Что не очень хорошо.
Когда они под кайфом от вещества, которое циркулирует по их измученным венам, они становятся нервными.
А таких шаловливых пальчиков на спусковых крючках у меня шесть.
– Кто тебя послал? – кричит Фернандо, придавая своему вопросу больший вес взмахом пистолета.
– Я сам себя послал, – сухо отвечаю я.
Почему все всегда думают, что я работаю на кого-то другого? Я не работаю ни на кого, кроме себя.
Мужик поднимает пистолет над моей головой и стреляет, пытаясь припугнуть меня.
Видите?
Нервный.
Я не вздрагиваю. Вместо этого я улучаю минутку и пытаюсь получше рассмотреть то, что меня окружает. Слева от меня стол, заваленный оружием, пепельницами, пустыми банками из-под пива и курительными трубками.
Отлично.
– Не заставляй меня спрашивать снова, cabrón[5], – предупреждает мужик, его палец поглаживает спусковой крючок.
– Ты Фернандо? – спрашиваю я, оставаясь неподвижным, как лед. Его брови удивленно вскидываются, и я вижу, как в его глазах проскальзывает паранойя.
Он не очень-то будет полезен, как я и надеялся. Слишком много жужжит.
– Откуда тебе это известно, а? Ты за мной следишь?
Я улыбаюсь, обнажая все свои зубы.
– Это то, что мне удается лучше всего, как-никак. Слышал, ты здесь главный. Заправляешь шоу и все такое.
Он меняется в лице. Засранец испытывает нечто вроде гордости, я просто это знаю. Будто он делает что-то хорошее для мира, хотя все, что он делает, – это кошмарит сотни маленьких мальчиков и девочек.
– Я надеялся, что ты сможешь помочь мне, чувак.
– Да? – покровительственно спрашивает он. – Ты так думаешь? Думаешь, ты мне указ, чувак?
Он делает еще один выстрел, на этот раз ближе ко мне. Слишком близко для того, чтобы чувствовать себя комфортно. Достаточно, чтобы ощутить тепло пули. Я все еще не вздрагиваю, и это, как ничто другое, злит его все больше.