Заставляя свое сердце притормозить, я излагаю все, что тут происходило. О стаканах алкоголя, выпитых, пока я была дома одна. О розах. О записке со зловещей угрозой.
Шериф Уолтерс напряженно слушает, достает блокнот и делает заметки по мере того, как я говорю. Когда я заканчиваю, я чувствую себя еще более измотанной, чем была раньше.
– Я займусь этим. Но, Аделин, ты же понимаешь, что если Талаверра прознают, что у тебя есть преследователь, то они могут возложить вину на тебя?
Я отшатываюсь назад, совершенно обескураженная тем фактом, что о том, что мне может угрожать преступный клан, меня предупреждает полицейский. Однако он никогда не был человеком, склонным приукрашивать или скрывать правду. Мой отец иногда интересовался у него подробностями некоторых дел, и шериф всегда рассказывал ему все, что мог.
Несколько раз мама даже срывалась на них из-за столь неприятных разговоров за обеденным столом, да еще и при ребенке. Шериф Уолтерс извинялся, но раскаивающимся никогда не выглядел.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не допустить, – уверяет он.
Почему-то от этого мне ничуть не легче.
Вздохнув, я отворачиваюсь и смотрю в гущу деревьев – туда, где мерцают красные и синие огни, порождая настоящую дискотеку теней.
Я киваю, принимая хотя бы такую поддержку. Этот человек ни черта не сможет сделать, чтобы остановить преступника, когда тот появится у меня на пороге.
Будь то хоть преступный клан, хоть гребаный маньяк.
10-е сентября, 1944
Я не видела Роналдо три дня.
Три дня я гадала, где он. Со мной словно что-то случилось. Мысли в моей голове непрестанно кружились.
Мы с Джоном поругались. Он сказал, что я изменилась. Что я больше не та женщина, в которую он был влюблен. Я отдалилась.
Когда он хочет заняться любовью, мне это неинтересно.
Мне стало казаться, что наш брак неправильный и грязный.
Я чувствую, будто обманываю кого-то, но это не о моем муже. Я словно обманываю своего гостя.
Я мало что смогла сказать, чтобы заверить своего мужа в том, что все еще люблю его, кроме этих трех слов.
Они стали казаться пустыми, когда я произношу их вслух.
Судя по его глазам, Джону они тоже теперь кажутся пустыми.
Я теряю своего мужа. Медленно, но верно.
И мне стыдно признавать это, но я нисколько не сожалею.
Глава 9
В своей жизни я совершал убийства. Хладнокровные убийства. Множества людей, за чьими личинами прятался дьявол. И я совершал их по разным причинам. Из-за того, что они изнасиловали ребенка, лишили жизни невинного или разрушили жизнь того, кто этого не заслуживал.
Но мне еще никогда не приходилось убивать кого-то из ревности.
Думаю, все когда-нибудь случается в первый раз.
Арчибальд Талаверра касался губами моей девочки и запустил руки в ее трусики. Он трогал ее. Трахал своими пальцами. Говорил ей грязные словечки, от которых на ее щеках вспыхивал прелестный румянец.
И в то самое мгновение я решил, что сегодняшнюю ночь он не переживет.
Когда я увидел их вместе, мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не ворваться в этот клуб и не вытащить оттуда ее задницу.
Ведь на мою девушку претендовал не просто другой мужчина, а Арчибальд Талаверра – гребаный психопат.
Самый настоящий.
Он избивал свою бывшую жену до полусмерти и превратил ее жизнь в сущий ад, пока она наконец не решила развестись.
Женщина до сих пор находится в психиатрической больнице, где проходит лечение от тяжелого посттравматического синдрома. Он буквально сломал ее. И пока она коротает дни, пытаясь оправиться от насилия, он проводит ночи в клубах, выбирая себе новую женщину, которую отвезет домой, чтобы трахнуть.
Насколько я слышал, трахается он тоже так себе. Его грубые игрища никоим образом не приносят удовольствия, после них женщины уходят с окровавленными носами и разбитыми губами.
Этот мудак заслуживает смерти. И я счастлив удостоиться этой гребаной чести.
В грандиозной структуре всего происходящего преступления этого человека и его семьи – лишь жалкие крохи. Его семья занимается мелким промыслом и мнит себя мафией Сиэтла. Но они – лишь муравьи по сравнению с динозаврами, разгуливающими по этому городу.
Я не трогал их, потому что есть рыба покрупнее, чем ничтожные правонарушители, возомнившие себя повелителями преступного мира. Их угроза обществу мизерна по сравнению с теми, кого я выслеживаю и убиваю, и пока они всего лишь торговали порошком, они не попадали в поле моего зрения.
До сего момента, то есть.
Не дать Адди открыть рот и рассказать копам, что у нее есть преследователь, не получится, конечно. Неважно, что я уничтожил все записи о ее обращениях в полицейских отчетах.