Мулы уже найдены и вычислены, так что после того, как я разделаюсь с этими двумя ублюдками, и они получат по снайперскому выстрелу в головы, я займусь семьей Арчи.
– Какого черта, мужик? – Арчи сплевывает, в его голосе слышны и ужас, и отвращение. Лицо Фернандо уже начало раздуваться.
Я пожимаю плечами, меня это не беспокоит.
– Сегодня вечером мне придется избавляться от кучи трупов. Будет проще убрать их все разом.
– Слушай, что бы тебе ни сделала моя семья, мы можем договориться, – уговаривает Арчи, его слова звучат несколько невнятно и коряво из-за выбитых зубов. Его нос распух и расплылся синяком, как и разбитые, одутловатые губы. Он выглядит так, будто провел пять раундов в боксерском ринге со связанными за спиной руками.
– У меня нет никаких дел с твоей семьей, – спокойно отвечаю я. – По крайней мере, пока не было.
Он на мгновение замолкает, недоверчиво уставившись на меня, пока его мозг переваривает, что я не враг клана Талаверра.
– Тогда какого хрена ты это делаешь? Из-за этой гребаной девчонки? – истерически вопит он.
Я наклоняюсь ближе, позволяя ему хорошенько рассмотреть мое покрытое шрамами лицо. Если не шрамы отпугивают людей от меня, то смертоносный блеск в моих глазах обычно довершает дело.
– Она, мать ее, сама хотела меня. Я не виноват, что твоя девушка тебя не хочет.
Я вздыхаю и выпрямляюсь. Я не собираюсь утруждать себя объяснениями перед этим придурком. Он не поймет моей одержимости, а мне наплевать, что он об этом думает.
Он не знает, что как только я должным образом представлюсь Аделин Рейли, то она и думать не сможет ни о ком другом.
Я буду пожирать ее изнутри до тех пор, пока каждый вздох не станет лишь разжигать тот ад, который я создам внутри нее. Я буду поглощать каждый сантиметр ее сладкого маленького тела, как кислород, питающий огонь, и она будет думать лишь о том, как затащить меня в себя поглубже.
Она будет бояться меня поначалу, но этот страх только разожжет ее. И я буду чертовски рад доставить ей боль, когда она подлетит слишком близко к пламени.
Рядом со мной стоит поднос с аккуратно расставленными приборами. Я не глядя беру первый попавшийся под руку.
Зубчатая отвертка. Сделанная специально для пыток. Такие штуки используют военные, а люди и не подозревают об этом. Не то чтобы правительство когда-либо охотно рассказывало стране, что они частенько пытают военных преступников и применяют для этого довольно грязные методы.
Общественность ни в коем случае не невежественна, но она не представляет себе всей степени развращенности нашего правительства.
Его глаза комично расширяются при виде отвертки в моих руках.
Улыбаюсь.
– Этой я еще не пользовался, – замечаю я, поворачивая отвертку и давая нам обоим хорошенько рассмотреть каждую острую грань. Когда эта штука окажется внутри, ее извлечение будет для него гораздо болезненнее.
Не могу, черт побери, дождаться.
– Братан, давай поговорим. Эта девчонка не стоит того, чтобы ты убивал меня из-за нее. Ты знаешь, что моя семья сделает с тобой? Или с ней?
– Ты правда думаешь, что я собираюсь просто убить тебя? – выпаливаю я, вскидывая бровь, чтобы показать, насколько меня не впечатлило его предупреждение.
Его лицо становится свекольно-красным, как яблоки, которые когда-то в детстве собирала для меня мама во фруктовом саду. Мне они всегда нравились.
Из его рта сыплются угрозы безвременной расправой со стороны его семьи.
– Ты делаешь это потому, что я чуть не трахнул девчонку?! Я даже не знал, мать твою, что она твоя, – кричит он, на его лбу проступают вены.
Не самое приятное зрелище.
В ответ я вонзаю отвертку ему прямо в живот. Он потрясенно охает, его рот раскрывается. Проходит мгновение, и он закашливается кровью. В его глазах отражается множество эмоций. Я почти уверен, что вижу в них все пять стадий горя.
– Ты и каждый жалкий ублюдок, который даже посмотрит в ее сторону, усвоите, что никто не спасется, когда дело касается ее. Мне плевать, даже если ты только вздохнул неправильно в ее сторону, ты на хрен умрешь.
– Да ты гребаный психопат, – выдавливает он, с недоверием глядя на отвертку, торчащую у него из живота. На этот раз она однозначно задела жизненно важные органы.
Медленно я вытаскиваю отвертку, и чавкающий звук заглушает его крик.
Безудержный гнев, пульсирующий во мне, неумолим и неукротим. И зрелище его руки в ее трусиках, того, как он целовал ее и шептал всякое в ушко, как заставил ее кончить, – все это разжигает в моей голове неистовый шторм. Когда перед моими глазами встает ее лицо, я снова погружаю в него отвертку. Она хотела его. Она кончила от такого говнюка, как он. Я должен стереть его прикосновения с нее.