Дайя была права и в этом. У меня действительно отличные сиськи.
Он тянется вверх, чтобы сорвать лифчик с моего тела – наверное, я бы его шлепнула, если бы он действительно его разорвал, – но замирает, когда нас прерывает громкий стук с первого этажа.
Звук настолько неожиданный, настолько сильный и громкий, что я вскрикиваю, а сердце в моей груди начинает колотиться. В ошеломленном молчании наши глаза встречаются. В мою входную дверь кто-то ломится, и звучит это не слишком приятно.
– Ты кого-то ждешь? – интересуется Грейсон, опуская руку, похоже, расстроенный тем, что его прервали.
– Нет, – выдыхаю я.
Торопливо натягиваю рубашку – задом наперед – и спешу вниз по скрипучим ступенькам. Выглядываю в окошко рядом с дверью. Никого не вижу и хмурюсь. Опускаю штору и замираю перед дверью, а на усадьбу опускается ночная тишь.
Ко мне подходит растерянный Грейсон.
– Эээ… Ты собираешься открыть? – тупо спрашивает он, указывая на дверь, будто я не в курсе, что она прямо передо мной. Почти благодарю его за ценное указание, но воздерживаюсь.
Что-то в этом стуке мои инстинкты восприняли как красный код. Он звучал агрессивно. Зло. Кто-то колотил в дверь изо всех сил.
Настоящий мужчина предложил бы сам открыть дверь, услышав столь яростный грохот. Особенно если вокруг вас километр густого леса и тридцатиметровый обрыв над водой.
Но вместо этого Грейсон выжидающе смотрит на меня. Так, будто глуповатая здесь я. Вздохнув, отпираю дверь и распахиваю ее.
И снова – никого. Выхожу на крыльцо, гниющие половицы под моим весом стонут. Мои волосы цвета корицы треплет холодным ветром, пряди щекочут лицо, вызывая мурашки. Они поднимаются вверх по коже, когда я заправляю волосы за уши и подхожу к краю крыльца. Опершись на перила, смотрю вниз, на боковую сторону дома. Никого.
С другой стороны дома тоже никого нет.
Вполне вероятно, что кто-то наблюдает за мной из леса, но я не могу знать этого наверняка, потому что слишком темно. Если только я не отправлюсь туда сама и не поищу.
И как бы я ни любила фильмы ужасов, становиться героиней одного из них я не собираюсь.
Грейсон выходит ко мне на крыльцо, обшаривая взглядом лес.
За мной кто-то наблюдает. Я чувствую это. Я уверена в этом так же, как и в существовании гравитации.
По позвоночнику, сопровождаемый всплеском адреналина, ползет холодок. То же самое я чувствую, когда смотрю ужастики. Сначала сердце начинает биться сильнее, затем в глубине желудка оседает тяжесть, которая в конце концов проникает в самое нутро. Я отодвигаюсь, мне совсем не нравится это ощущение.
Пошатываясь, возвращаюсь в дом и поднимаюсь по ступенькам. Грейсон неотрывно следует за мной. Я не замечаю того, что он раздевается по пути, пока он не входит за мной в мою спальню. Когда я разворачиваюсь, он уже совершенно голый.
– Серьезно? – вырывается у меня.
Что за чертов идиот. Кто-то только что ломился в мою дверь так, будто дерево лично всадило занозы ему в зад, а он сразу же готов вернуться к тому, на чем остановился. Он хлюпает на моей шее так, словно пытается вылизать желе из контейнера.
– Что? – недоверчиво вопрошает он, раскидывая руки в стороны.
– Ты что, не слышал того, что слышала я? Кто-то ломился в мою дверь, и это было довольно жутко. Я сейчас не в настроении заниматься сексом.
Что случилось с рыцарством? Я думала, что нормальный мужчина спросил бы, все ли со мной в порядке. Узнал бы, как я себя чувствую. Может быть, попытался бы убедиться, что мне хорошо и спокойно, прежде чем сунуть в меня свой член.
Знаешь, оглянись-ка вокруг себя, черт возьми.
– Ты серьезно? – вопрошает он, в его карих глазах сверкает гнев. Они цвета дерьма, как и его дерьмовая личность и еще более дерьмовый секс. Да этот чувак может дать фору рыбам в трепыхании, когда трахается. С таким же успехом он мог бы лежать голым на рыбном прилавке – так у него было бы больше шансов найти кого-нибудь, кто отвезет его к себе домой. И этим человеком буду не я.
– Да, я серьезно, – жестко отрезаю я.
– Черт побери, Адди, – огрызается он, сердито поднимая носок и натягивая его.
Грейсон выглядит как кретин – совершенно голый, если не считать этого носка, потому что остальная его одежда беспорядочно разбросана по моей прихожей.
Он выбегает из комнаты, на ходу собирая вещи. Примерно на полпути по длинному коридору он останавливается и оборачивается ко мне.
– Ты такая сука, Адди. Все, что ты делаешь, – это выкручиваешь мне яйца, и мне это надоело. Я сыт по горло тобой и этим гребаным жутким домом, – рычит он, тыча в меня пальцем.