— Ооо, щелк! — радостно восклицает Эрик.
— Извини, чувак, но он прав. Какого хрена ты так взмок? — шутит Элайджа.
— Чувак, моя жена горячая штучка. Она моя мамочка, к тому же она извращенка, как дерьмо в спальне. Был один раз... — Никки подошла к нему сзади и ущипнула его за ухо, как непослушный первоклассник.
— Что ты говорил обо мне?
— Ничего... что ты красивая... отличная мать и нежный человек.
Эрик чуть не выплевывает свою сангрию. Я прячу свой смех за бокалом вина в руке. Элайджа изо всех сил старается сохранить прямое лицо, но у него ничего не получается.
— Я разберусь с тобой позже, — отвечает она властным тоном.
Глаза Рокки загораются, его руки потираются от восторга.
— Ладно, я ухожу, ребята, — щебечет Эрик, — Мой друг прислал мне сообщение, и оказалось, что в клубе видели очень горячую модель. Я просто жду, чтобы узнать, где, — он продолжает писать на своем телефоне, быстрее скорости света. Шарлотта и Адриана возвращаются за стол, обе выглядят расслабленными и отдохнувшими.
— Ты готов идти, детка? — Адриана спрашивает Элайджу.
— Готов, когда ты будешь готова, принцесса, — пробормотал Элайджа.
— Чувак, я не единственный, у кого нет яиц, — Рокки хихикает.
— Что я могу сказать? Я самый счастливый парень на свете... — он делает паузу, затем продолжает, — без яиц.
Адриана прижимается к нему и прощается со всеми. Затем она быстро отводит меня в сторону: — Ты в порядке, Лекс?
— Да, в порядке. Пожалуйста, забери Элайджу домой и делай все, что вы, молодые ребята, делаете в эти дни.
— Ну, вообще-то мы думали...
— Адриана, это выражение. Я не хочу знать.
Она крепко обнимает меня: — Я люблю тебя, старший брат.
— Я тоже тебя люблю, сестренка.
Она может быть королевской занозой в моей заднице, но лучшей сестры я и не мог себе пожелать. Иногда я не знаю, как бы я без нее обходился. Она также приходит на помощь, когда она мне нужна, и она единственная, кто терпит все мое дерьмо. Я был для нее засранцем, о чем сейчас сожалею.
— Чарли, ты хочешь пойти с нами домой? — спрашивает Никки.
— Нет, спасибо. Вы, извращенцы, убьете мой кайф.
— Я отвезу тебя домой, — предлагаю я.
— Думаю, с нами ей будет безопаснее, — возражает Никки.
— Поскольку она моя подруга, я уверена, что смогу доставить ее домой в целости и сохранности, — я подчеркиваю «подруга», потому что Никки такая гребаная сука.
— Детка, он может забрать ее. Итак, завтра вечером, да? Стадион «Янки»?
— Я пришлю к тебе машину, и мы сможем поехать вместе.
— Отлично, брат.
Они прощаются, и я беру Шарлотту за руку, так как она с трудом идет. Ее глаза стекленеют, но она все еще выглядит такой красивой. Я просто молюсь, чтобы ее не стошнило на меня.
— Я могу сама отвезти себя домой, ты знаешь. Это не первый раз, когда я веселюсь, как будто на дворе 1999 год.
Я ничего не говорю. Нет смысла. Мы выходим на улицу, и я вызываю такси. Мне удается затащить ее внутрь после бессвязного спора о том, что она независимая женщина, дать водителю ее адрес, и мы едем.
Это всего лишь пятнадцатиминутная поездка на такси, и часть меня испытывает любопытство. Наконец-то я увижу место, в котором она живет. Я знаю, что независимо от того, что я увижу, это будет олицетворять ее. Может быть, прошло всего пятнадцать минут, но к тому времени, как мы приехали, она уже потеряла сознание. Я выношу ее из такси и несу к входу в ее дом. Ее швейцар - приятный пожилой мужчина, который приветствует меня, когда я выхожу.
— А, мисс Мейсон... в какие неприятности она попала?
— Простите, сэр. Не могли бы вы впустить нас? Мне неудобно рыться в сумочке Шарлотты. Вы же знаете женщин в наши дни, они носят с собой всякое барахло. К тому же, я не хочу ее будить.
— Вот запасной. Будьте добры, верните его вниз, когда будете уходить, — он протягивает мне ключ. Наверное, он хорошо ее знает.
— Спасибо. Конечно, принесу.
Мы приезжаем на ее этаж. Мне удается открыть ее входную дверь и включить свет. Прежде чем я могу остановиться и принять это все, я нахожу путь через коридор, пока не достигаю того, что, как я предполагаю, является ее спальней. Открываю дверь, и мое предположение оказывается верным.
Ее идеально заправленная кровать стоит посреди комнаты, и я осторожно укладываю ее, снимая обувь и накрывая одеялом. Она мирно лежит, свернувшись клубочком. Ее легкое дыхание - единственный звук в комнате. Она выглядит умиротворенной, захватывающей дух, и я не смею разбудить ее по своим эгоистичным причинам.
Раздается слабый звук кошки, и в тени она появляется из-за занавески и забирается на кровать рядом с ней. Я решаю не гладить ее, на случай, если она нападет на меня за то, что я чужой в ее доме.
Мой взгляд перемещается по комнате. Она кажется теплой, с точки зрения декора. У нее большой туалетный столик со всеми этими духами и девчачьими штучками, идеально расставленными и аккуратно организованными. Черт, она такая же долбаная анальщица, как и я. На ее тумбочке стоит лампа, док-станция и книга. Комната слегка освещена, поэтому я открываю страницу, на которой есть закладка.
— Черт, это как порно, — я слегка хихикаю, откладывая книгу, пока она не создала проблему, которую я не могу решить.
Я кладу ее сумочку на тумбочку и достаю ее телефон на случай, если он ей понадобится, замечая на экране текст.
Бэтмен: Ты знаешь, что у нас есть что-то хорошее, Чарли. Ты даже сама сказала об этом в своем офисе в четверг. Ты знаешь, где меня найти. Я люблю тебя, Чарли Мейсон. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, никогда не сомневайся в этом.
Какого хрена? Итак, на следующий день после моей ссоры она бежит к нему. Опять. Я не могу остановиться, я захожу в ее сообщения, читаю следы их разговора.
Бэтмен: С днем рождения, красавица. Извини, я не могу приготовить ужин сегодня, но я буду свободен после. Пещера летучей мыши готова... и я тоже, детка. Я просто хочу снова почувствовать твой вкус, ощутить себя внутри тебя. Оставайся, и, возможно, ты получишь завтрак в постель, как ты любишь.
Я сижу на краю кровати, склонив голову и сжимая телефон. Мое сердце бешено колотится, ярость пульсирует в моих венах.
Она все еще трахается с ним?
Я хочу встряхнуть ее, разбудить и потребовать, чтобы она ответила.
Мною овладевает не только гнев, но и ревность: он прикасался к ней, он был внутри нее, и он может проснуться с ней. То, чего мы никогда не испытывали.
Даже в те времена мы всегда старались быть сдержанными. Ни разу я не удостоился чести держать ее в своих объятиях всю ночь и просыпаться рядом с ней. Для меня это становится слишком сложным. Я не могу мыслить рационально, сырые эмоции управляют мной, и мне нужно уйти, пока ущерб не стал необратимым.
Я встаю, чтобы уйти, пока она произносит слова невнятно.
— Лекс, я люблю тебя... пожалуйста, не оставляй нас.
Нас, опять это слово. Я люблю тебя. Как я жаждал услышать эти слова из ее уст.
Я хочу, чтобы это было по-настоящему, отчаянно нуждаюсь в том, чтобы ее глаза встретились с моими, когда она произнесет слова, которые мое сердце должно услышать снова.
С опущенными плечами, побежденный долгой ночью, я решаю выйти из комнаты, но останавливаюсь в гостиной. Это уютная комната с кучей книг на полках и стеной, заполненной рамками. Я подхожу и смотрю на каждую фотографию. На каждой из них она выглядит счастливой, не похожей на ту несчастную девушку, которую я якобы оставил позади.
Одна черно-белая фотография привлекает мой интерес. Она положила голову на колени пожилой женщины, сидящей на качелях на крыльце. Шарлотта укрыта одним из тех самодельных вязаных одеял. Она выглядит исхудавшей, ее глаза почти черные, но есть намек на улыбку. Пожилая дама прикладывает руку к ее щеке. Должно быть, это ее бабушка, о которой она говорила.