Виктория, стерва, найдет способ.
— Вы настойчивы, надо отдать вам должное.
— Да, и представьте меня с принцем Люксембурга. Какая могущественная пара получилась бы из нас.
— Теперь ты претендуешь на королевскую власть? — я качаю головой со знающей ухмылкой, — Ты не перестаешь меня удивлять.
Мы возвращаемся в комнату, не обращая внимания на любопытные взгляды помощников, которым больше нечем заняться, кроме как строить догадки. Мне все равно, что они думают, и даже ложные новости, которые будут распространяться, мне больше нечего терять, и с учетом этого я делаю все, что, черт возьми, хочу.
Париж на самом деле оказался большим достижением. Нам удалось подписать новый бизнес, и я нахожусь в своей стихии в течение недели, проведенной там. Оказалось, что встречи с новыми инвесторами и деловые выставки, проводимые один за другим, обеспечили мне уединение, которого я так отчаянно жаждал.
Но всему хорошему приходит конец, и я снова оказываюсь в одиночестве, не зная, что делать.
Я все еще не готово вернуться домой, поэтому я листаю свой телефон и ищу места, которые хотел бы посетить. По какой-то причине мне приглянулась Бразилия. Я был там много лет назад в командировке, но что-то тянет меня туда вернуться. Я не знаю, что это, но это похоже на тягу.
Я бронирую билеты и на следующий день приземляюсь в Рио-де-Жанейро, все еще задаваясь вопросом, почему я решил приехать сюда.
Бродя по улицам Бразилии, я чувствую себя кочевником, одиноким и без цели. Бутылка текилы становится постоянным атрибутом моей руки. Этот город оживает ночью, толпы людей свободно танцуют на улицах, ритмы самбы эхом разносятся по ночам. Легко потеряться в этом многообразии, когда я пробираюсь по улицам, не зная, куда идти.
Женщины тянутся ко мне, красивые женщины, предлагая мне свое тело на ночь, как будто это то, что мне нужно. Трудно сопротивляться, но когда я смотрю в их пустые лица, мне кажется, что это неправильно. Я хочу видеть только ее лицо, поэтому я ухожу, пока шум не стихает, оказываясь в более тихой части города.
Здания выглядят более изношенными, даже обветшалыми. Толпа выглядит по-другому — более грубой. Они больше не дружелюбны и смотрят на меня с опаской, почти настороженно, как будто я представляю какую-то угрозу.
Я вижу мигающий неоновый свет и захожу в бар — текила в моей бутылке на исходе.
Внутри музыка более мрачная, бар не слишком заполнен, просто кучка пьяниц, которые пьют, отгоняя свои заботы. Я присаживаюсь и прошу рюмку. Мужчина рядом со мной похлопывает меня по спине, как будто он мой давно потерянный друг. Я говорю бармену, что все напитки за мой счет, и бросаю пачку денег на барную стойку. Страх больше не проявляется, толпа приветствует меня, салютуя, а затем идет по своим делам. Напитки продолжают прибывать, и мое зрение становится все более размытым. Мужчина, мой новый лучший друг, говорит со мной по-португальски, рассказывая о всех кисках, которых он трахнул на этой неделе. Его рассказ немного развлекает меня и дает мне возможность отвлечься, в чем я отчаянно нуждаюсь.
Но потом он замолкает.
И мой разум позволяет себе думать.
Я хочу выбить из него все дерьмо за то, что он прикасался к ней, за то, что вживил в нее своего ребенка.
Я не хочу, чтобы он был рядом с ней.
Я хочу, чтобы он умер.
Я нащупываю свой телефон, экран перекошен. Кажется, пришло сообщение, но я не уверена. Где номер Брайса? Мне нужно, чтобы он прикончил Джулиана. Избавиться от него раз и навсегда.
Мой друг подносит еще одну бутылку текилы. Этот червяк, черт, я никогда не думал, что смогу выпить червяка, но, черт возьми, смог.
Что я опять делаю?
Бутылка пуста.
Я понимаю, что у меня закончились деньги, или наличные больше не лежат в кармане. Я нащупываю еще, но замечаю, что все пропало. Меня ограбили. В панике я кладу руку на потайной карман в пиджаке, и меня охватывает облегчение: пластиковая карта все еще на месте. Слава Богу, что у меня есть Amex.
Пора уходить, и я, спотыкаясь, выхожу из бара со своим другом на буксире. Когда дверь открывается, я щурюсь от яркого света. Я проверяю свои часы, но они пропали с моего запястья. Черт!
Должно быть, сейчас раннее утро или уже за полночь, я не знаю. Когда мои глаза привыкают к свету, я сразу узнаю статую Христа-Искупителя, возвышающуюся над Рио-де-Жанейро, но свет, исходящий от нее, такой яркий, что мне становится больно, почти жжет глаза. Я спрашиваю своего друга, почему он такой яркий, но он смеется и говорит, что он всегда горит ночью, и рассказывает о том, что Иисус — его спаситель, но это не маленький огонек — он светит прямо на меня. Я спрашиваю его снова, он снова смеется и говорит, что текила заставляет меня видеть вещи, что червяк внутри бутылки способен отравить разум. Да, значит, я нахожусь в состоянии сильного опьянения, и поэтому мое воображение разыгрывает меня.
Теплый воздух приветствует нас, пока я пытаюсь не обращать внимания на свет, пока эта маленькая девочка не привлекает мое внимание. Ее отец держит ее за руку. Странно, думаю я, оказаться на улице в три часа ночи. Она выглядит маленькой, ее одежда изорвана, а волосы — дикий беспорядок из коричневых кудрей. Она жалуется отцу, как маленький ребенок, пока я не понимаю, о чем она говорит. Она жалуется на свет, на то, что он светит так ярко, что болят глаза.
Я разворачиваюсь и бегу к ней. Опустившись на колени, я спрашиваю ее, видит ли она это тоже, и она кивает. Почти сразу же отец оттаскивает ее, ругая меня и браня за то, что она разговаривает с незнакомцем. Она плачет, пока он оттаскивает ее, его голос быстро говорит на их родном языке, пока я не слышу имя Карла. Разве это не Шарлотта по-испански?
Она бежит ко мне, а отец выкрикивает ее имя. Девочка спрашивает меня еще раз, вижу ли я тот свет. Я киваю, даря ей небольшую улыбку, прежде чем она бежит обратно к своему отцу.
Я стою там - этот свет, эта девочка по имени Карла, этот знак.
Черт, у меня голова болит.
Это последнее, что я помню, прежде чем потерять сознание, привалившись в переулке к каким-то старым ящикам.
Бог знает, сколько времени спустя, осматривая окружающую обстановку, я понимаю, что кто-то присматривает за мной.
Я жив.
Воспоминания о прошлой ночи промелькнули передо мной — свет, девушка по имени Карла.
Прислонившись спиной к грязной кирпичной стене и ощущая вокруг себя затхлый запах мусора, я энергично растираю лицо, пытаясь осознать случившееся.
Я пытаюсь думать об этом более рационально.
Да, она сказала, что ребенок не мой, но я помню, что Брайс говорил о психушке. Неужели она заново переживает воспоминания, лежа на больничной койке, дежавю и все такое? Я знаю Шарлотту, и она не стала бы трахаться с Джулианом, во всяком случае, не по своей воле. Может, это было одноразово, как после Виктории. Нет, это было бы слишком рано. Если она уже знала, что беременна, то это должно было случиться, по крайней мере, больше месяца назад.
Ладно, может, я не был в курсе, это возможно, но она бы не сделала этого со мной, не после всего, через что мы прошли. Так что реально, допустим, она облажалась один раз, и это его, отпустить ли мне ее на всю жизнь?
Остается только один вопрос.
Стоит ли она этого?
Я знаю ответ, и нахуй мне эта гребаная вселенная со всей ее судьбой и предначертанным дерьмом. Если я хочу, чтобы что-то случилось, я это сделаю - чего бы мне это ни стоило.
Она была моей с самого начала, и снова я, Александр Эдвардс, клянусь не останавливаться, пока она снова не станет моей.
Шестнадцатая глава
Чарли
С той ночи, когда он меня бросил, время потекло как в тумане. Может, лучше сказать, с той ночи, когда я по глупости оттолкнула его?
Я уже не знаю, какой сегодня день, зависнув в этой чужой земле, пытаясь выбраться, ища хоть какую-то надежду, но это невозможно. Я нахожусь на знакомой нисходящей спирали, и к седьмому дню я знаю, что это уже близко. Я вот-вот рассыплюсь на куски, и меня силой отбросит назад, туда, куда я поклялся никогда не возвращаться.