Она хихикает, положив свою ладонь на мою руку: — Вот что я вам скажу, мистер Эдвардс...
Я прерываю ее: — Лекс, ты можешь называть меня Лекс.
Что, черт возьми, я делаю?
Она на мгновение теряет ход мыслей, ищет что-то на моем лице, облизывая губы.
Черт, убейте меня сейчас же.
— Ну, позволь мне сказать тебе вот что, Лекс. Джетт избежал нашего ритуала наречения, потому что, очевидно, он родился с черными волосами... но самая смешная и одновременно отвратительная часть истории, которую мой отец рассказал бы нам, это то, что когда Джетт появился на свет, доктор поздравил моих родителей и упомянул его густые черные волосы, цитирую «на секунду я не знал, была ли это его голова или ваш куст, миссис Блэк».... Я знаю, верно? — она безмерно смеется.
Я присоединяюсь к ней, невозможно не смеяться над такой нелепой историей.
— Это были восьмидесятые... кусты тогда были в моде. По крайней мере, так говорит моя мама, — отмечает она.
Точно. Черт. Мы говорим о том, что Монтана не любит лобковые волосы, что может означать только то, что у нее бразильская стрижка? Рокки был бы на седьмом небе от счастья, если бы я даже упомянул этот разговор с ним. Серьезно, мне нужно очистить свои мысли, потому что они граничат с крайне нездоровыми, не говоря уже о том, что они неуместны.
Мы сидим в тишине, наслаждаясь музыкой, пока Монтана не встает и не тянет меня за руку: — Давайте, мистер Эдвардс. Простите, то есть Лекс, давайте потанцуем.
— Монтана, зови меня Лекс, особенно здесь.
— Значит, ты не на службе в качестве моего босса?
— Я не на службе как твой босс.
— Тогда нам лучше потанцевать, — дразнит она.
Она тянет меня на танцпол и придвигает свое тело слишком близко к моему. Танцпол переполнен, почти все втиснулись на маленькую площадку. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на ее тело в нескольких дюймах от моего, но бурбон действует, а я не трахался уже бог знает сколько времени. Ты сам виноват, Эдвардс.
Джет Блэк выходит на сцену, гитара играет в медленном ритме, когда он начинает петь песню, которую он написал, по словам Монтаны. Она называется «Afraid».
Никто и никогда не заставлял меня чувствовать то, что чувствуешь ты.
Девочка, когда я с тобой, мне трудно дышать.
Твоя сила овладевает мной
И я боюсь этого заклинания, которое ты на меня наложила.
Поэтому я причиняю тебе боль, потому что боюсь.
Я отталкиваю тебя, потому что боюсь.
Я делаю это, потому что люблю тебя.
Я делаю это, потому что ненавижу тебя.
Я не знаю, как быть с тобой.
Не боясь потерять тебя.
Я слушаю текст песен. Она полностью соответствует всем эмоциям, которые я испытывал последние несколько месяцев. Я страшно боюсь потерять Шарлотту, но в то же время отталкиваю ее. Даже в самые мрачные моменты она имеет власть надо мной, и это пугает меня, заставляет бояться любить ее так, как она заслуживает любви.
Потерявшись в своих пессимистических мыслях, я не замечаю, как Монтана придвигается ближе. Ее тело прижимается к моему, и я кричу своему мозгу, чтобы он не позволял моему члену стать твердым, но он, будучи чертовым дебильным куском дерьма, не слушает меня. Она знает, так как продолжает давить на него, что, в свою очередь, делает еще хуже.
Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо: — Думаю, мне стоит отвезти тебя домой, Монтана.
Ее глаза находят мои, и, возможно, она неправильно понимает мой смысл.
Да, хорошо сказано, Лекс, тебе не нужно было говорить это своим соблазнительным тоном.
Она прощается с братом, и я машу ему рукой, когда мы выходим через заднюю дверь.
В машине повисает неловкая тишина. Черт, Эдвардс, серьезно, придумай что-нибудь, чтобы поддержать разговор, иначе твой член начнет говорить, а это последнее, что тебе нужно.
— Итак, как долго ты живешь здесь, в Лос-Анджелесе?
Отлично, это все, что ты можешь придумать?
— Около шести месяцев. Мой брат живет здесь и только что подписал крупный контракт на запись. Мама вернулась во Флориду, а папа живет на Гавайях.
— Развелись?
— Да, примерно когда мне было десять лет, я думаю.
— Значит, ты живешь здесь одна?
— У меня есть соседка, но ее нет дома, если вы об этом спрашиваете.
Черт! Я не спрашивал об этом. Что, блядь, со мной не так? Честно говоря, можно подумать, что мой мозг достаточно умен, чтобы понять, к чему ведет этот разговор.
Вместо этого я молчу, пока она не просит меня остановиться у ее квартиры. Не знаю почему, но я выключаю двигатель, почти как на автопилоте.
— Спасибо за вечер, Монтана, — продолжаю смотреть в переднее окно, избегая ее взгляда.
— Это не обязательно должно закончиться, Лекс, — ладонь ее руки ложится на мое бедро, медленно продвигается вверх, пока не оказывается на моем члене. Черт!
— Монтана, — предупреждаю я.
Она просит меня замолчать, и я кладу свою руку поверх ее, чтобы убрать ее, но вместо этого она крепче сжимает мой член.
Блядь! Оттолкни ее сейчас же!
Я не знаю, сколько я так просидел, это могут быть секунды или минуты.
В моей голове беспорядок, а тело оцепенело, понимая, что это неправильно. Она тянет мою руку к себе, направляет ее под платье и крепко кладет на свою голую киску.
Господи, мать твою, сделай что-нибудь, Эдвардс.
Я отстраняюсь.
Образы Шарлотты проносятся в моей голове быстрее, чем поезд.
Я не могу этого сделать.
Я все еще люблю свою жену.
Я все еще хочу свою жену.
Я просто не знаю, как исправить ущерб, который я нанес.
— Монтана, ты знаешь, что я не могу этого сделать. Ты прекрасна, но я женат.
Она придвигает свое тело немного ближе: — Лекс, я знаю, что ты женат, но не обязательно счастлив. Это может быть только один раз, я обещаю. Без всяких условий. Ты бы не был таким жестким, если бы не хотел меня.
Где, черт возьми, мой голос, тупой ублюдок бежит в свою комнату паники и запирает за собой дверь.
Она воспринимает мое молчание как «да» и двигает мою руку обратно к себе, на этот раз прижимая палец к ее клитору, пока я резко не отстраняюсь.
— Монтана, нет... Я люблю свою жену. Несмотря на то, что происходит, это всегда будет только Шарлотта.
Я убираю все руки, завожу двигатель, ожидая, пока она выйдет.
— Я... я... простите, — заикается она.
— Послушай, уже поздно. Мне нужно домой.
Монтана открывает дверь машины, вылезает и наклоняется еще раз: — Мистер Эдвардс, я не знаю, что на меня нашло. Надеюсь, это не изменит нашу рабочую договоренность.
— Мы можем поговорить об этом завтра, — остаюсь неподвижным, пока дверь не закрывается.
Когда я прихожу домой, я прыгаю в душ и энергично натираю тело, пытаясь смыть с себя события сегодняшнего вечера. Я знаю, что у меня нет ни единого шанса продолжать работать с Монтаной, и, черт возьми, если я только что не открыл себя для судебного иска.
Отлично! Ты можешь заставить свою жену представлять тебя в «иске» о сексуальном домогательстве.
В ту ночь я забрался в постель, зная, что Шарлотта слышит меня. В этот момент она нужна мне как никогда, но, взглянув на часы, я понимаю, что мой приход домой в два сорок пять не будет встречен с радостью.
Повернувшись ко мне спиной, она слегка шевелится.
— Где ты был? — шепчет она с легкой дрожью в голосе.
— На работе.
— В этот час?
— Встречи, извини. Я должен был позвонить.
Я перетягиваю одеяло на свою сторону, раздраженный, она требует большую ее часть. Подумав, что разговор окончен, я устраиваюсь поудобнее.
— Ты должен был позвонить, Лекс. Несмотря на все, что происходит между нами, я волновалась за тебя.
— Ну, не стоит. И, честно говоря, я устал, так что спокойной ночи.
Я переворачиваюсь к ней спиной. Несмотря на час, я смотрю в ночь, не в силах уснуть, пока рядом со мной не раздается всхлип. Не зная, что сказать или сделать, я игнорирую боль в сердце и закрываю глаза, желая прогнать этот кошмар.