В ту же ночь я спал в гостевой комнате, не желая навязываться Шарлотте.
Когда наступил понедельник, я был по колено погружен в мирские обсуждения бюджетных ограничений и мест съемок. Что бы я ни делал, мои мысли все время возвращались к Шарлотте. Мне нужно было, чтобы она знала, как сильно я ее люблю, но каждое сообщение, которое я писал, выходило неправильным. В течение последнего часа я писал, а затем удалял множество сообщений. И тут что-то потянуло меня, словно магнит, настолько сильный, что я нажал на кнопку «Отправить».
Как только я взглянул на нее в зале заседаний, меня охватило беспокойство, пока она не сказала мне, что любит меня.
Это было именно то, что мне нужно было услышать.
Сейчас я оглядываюсь назад и вспоминаю, как близок я был к тому, чтобы потерять свою семью. Как легко было давать обещания перед Богом, своей семьей и друзьями, только чтобы забыть о них в отчаянные времена. В тот день мы с Шарлоттой заключили договор: мы будем оставаться верными и честными в хорошие и плохие времена. Ради нашей дочери мы оба обязаны сделать это для нашей семьи.
Мы также согласились, что нам нужно быть честными в том, что произошло, когда мы были в разлуке. Я знаю, что это не пройдет гладко, и есть шанс, что Шарлотта больше никогда не будет со мной разговаривать, но я очень полагаюсь на нашу веру и верю, что каким-то образом мы сможем оставить тьму позади.
— Мы обещали, что сделаем это, — напоминает она мне.
— Я знаю, — отвечаю я.
Я не знаю, что хуже: сказать ей, что мой палец на короткую секунду оказался на киске Монтаны, или то, что она собирается рассказать мне о Джулиане. Моя неуверенность и гнев смешались в мешок с чертовыми эмоциями, пересушивая мое горло, когда мы сидим друг напротив друга, готовые к развязке.
— Ты готов? — звучит нервно.
— Да.
Мы сидим в гостиничном номере — идея Шарлотты не омрачать наш дом плохими разговорами или воспоминаниями. Мы оставили Амелию с моей мамой, потому что мы обе понятия не имеем, как это будет происходить. Я надеюсь, что то, что она собирается мне рассказать, не так уж плохо, и мы можем просто покончить с этим, чтобы я мог провести ночь внутри нее.
— Ты первый, — говорит она.
— Нет, ты.
— Камень, ножницы, бумага, — она протягивает руку, и мы пожимаем ее до тех пор, пока у нас обоих не оказываются ножницы. Какая ирония, думаю я. Нож в сердце — это предзнаменование. Во второй попытке она меня победила.
Черт.
Шарлотта сидит неподвижно, скрестив ноги на одном конце кровати, и смотрит на меня. Я думаю о том, чтобы сделать комплимент ее выбору блузки, которая будет хорошо смотреться на полу, но решаю не делать этого.
— Ты ведешь себя как адвокат в суде. Это меня пугает и возбуждает.
— Это мой механизм преодоления трудностей, потому что я почему-то не думаю, что мне понравится то, что я услышу, и не пытаюсь включить обаяние.
Я делаю глубокий вдох и, не сводя с нее глаз, рассказываю ей все, что произошло ночью с Монтаной. Когда я, наконец, заканчиваю, я молча жду ее реакции. Я ожидаю, что она ударит меня кулаком в лицо, а не причинит мне боль словами.
— Я расскажу тебе, что произошло с Джулианом. Он напомнил мне о том, как нам было хорошо вместе. Он попросил меня оставить тебя, и я подумала об этом. Я вспомнила, как когда-то давно мое тело жаждало его и отдалось ему, и вот он стоял рядом со мной, предлагая любить меня так, как я заслуживаю, чтобы меня любили, и я подумала об этом, Лекс. Я думала о том, чтобы отдаться ему той ночью.
Удары острые, каждый из них прорезает шрамы, которые наконец-то заживают, разрывая их. Мое тело напрягается, адреналин подскакивает, в горле пересыхает, и я не могу сказать то, что мне нужно.
Как, черт возьми, она может хотеть другого мужчину!
Я не знаю, что хуже, моя физическая неосторожность или ее эмоциональная. Они одинаковы. Нам обоим было больно из-за того, что мы сделали друг с другом. От того, что она не прикоснулась к нему, не стало лучше, а от того, что у нее был момент, когда она захотела его на всю оставшуюся жизнь, было чертовски больно.
— Все готово, Лекс. Теперь скажи мне, насколько крепок наш брак? — ее глаза прикованы к моим. Я вижу, что она молится, чтобы мы смогли пройти через это и восстановить веру в человечество. Мы зашли так далеко, победили все трудности, и наша любовь должна выдержать любое испытание временем.
— Ты сука раз хочешь его.
— Ты дрянь раз прикоснулся к ней.
— Я ненавижу это слово, — скрежещу я.
— Оно используется редко, в таких случаях, как этот, — возражает она.