К полудню пятницы я не могу дождаться, когда неделя официально закончится. Эмма находится в моем кабинете, пока я передаю записки для предстоящего брифинга, когда нас останавливает суматоха. Пожав плечами, Эмма сообщает мне, что сейчас посмотрит, что происходит. Несколько мгновений спустя она возвращается, умоляя меня выйти из кабинета, а затем снова исчезает.
— О, ради Бога, Эмма, меня не интересуют офисные сплетни, — читаю я лекцию, опустив голову и продолжая читать.
— Никки, серьезно, ты должна выйти сюда. Сейчас же!
Мне не нравится ее неуважительное отношение, и я делаю мысленную пометку сделать ей замечание после того, как разберусь с тем, что нарушает мой срочный дедлайн. Я выхожу на улицу, где меня встречает разъяренный Лекс, стучащий в дверь офиса Чарли. Охранники, унылые, жалкие, перекормленные пончиками ублюдки, не могут ничего сделать, чтобы удержать его. Я прошу их уйти, говоря им, что я разберусь с этим.
— Лекс, какого черта ты делаешь? — я ругаю его, стараясь держать свой голос под контролем, — Ты не можешь приходить сюда и мешать нашему офису своими личными проблемами.
— Где она? Я дал ей четыре дня, а она не отвечает ни на сообщения, ни на электронные письма, ни дома. Скажи мне, где она, блядь, остановилась, Никки.
— В мой офисе, сейчас же, — требую я.
Лекс следует за мной в кабинет, вышагивая взад-вперед, не останавливаясь ни на секунду. Его внешний вид привлекает мое внимание: беспорядочные волосы, кривой галстук и отросшая борода — верный признак мужских печалей.
Я на мгновение отодвигаю Эмму в сторону, пока она стоит у двери.
— Проследи, чтобы офис вернулся в нормальное состояние. Я не хочу, чтобы кто-то упоминал об этом Чарли. Предупреди всех, что любой, кого застанут за обсуждением этого, будет отвечать передо мной. Выясни, где она, и если тебе понадобится помощь Эрика, проследи, чтобы она не появлялась в офисе. Понятно?
Эмма кивает, выбегает из комнаты и закрывает за собой дверь.
Когда беспокойная неделя почти позади и много бессонных ночей, я официально покончил с этим дерьмом. Чарли предпочла проигнорировать проблему, вместо того чтобы встретиться с ней лицом к лицу, оставив меня с очень опустошенным человеком в моем кабинете.
— Я не знаю, где она, — говорю я ему спокойно, — Она сейчас не хочет со мной разговаривать. Я же просил тебя не душить ее.
— Ты действительно думаешь, что я буду сидеть здесь и ничего не делать? Позволить ей поверить во всю эту гребаную ложь? Я прилетел, потому что мне нужно ее увидеть. Я не уйду, пока не поговорю с Шарлоттой, — он склоняет голову, пытаясь обрести хоть какое-то самообладание, — Я никогда не хотел оставлять ее, Никки. Я всегда любил ее. Она не понимает, под каким давлением я тогда находился. Мы оба были так молоды.
Я вздыхаю, опираясь на край стола, пытаясь слушать, не высказывая своего мнения. У них есть история, много истории, и Чарли давала мне только кусочки информации, когда считала нужным. Я не хочу втягивать себя в их разборки, но любопытство берет верх.
— Что именно произошло, Лекс?
Он подходит к окну и смотрит на горизонт. Прочистив горло, я чувствую его уязвимость, и как бы я ни готовилась к тому, что он собирается сказать, ничто не может быть сильнее правды.
— Это было ровно через две недели после выпускного, в тот вечер, когда я сказал ей, что найду способ, чтобы мы наконец-то были вместе, чего бы мне это ни стоило.
Он объясняет, что произошло, когда он узнал, что Саманта беременна, какое давление оказывала на него его семья, в основном отец. Если бы что-то случилось с ребенком, это была бы вина Лекса.
— Лекс, мне так жаль.
Я не знаю, что еще сказать. Я знала часть этой истории, но только со стороны Чарли. Подумать, что чувствовала Чарли, поставить себя на ее место хотя бы на мгновение, и теперь я понимаю, почему она с трудом доверяла ему. Боль, которую она пережила, я бы не пожелала своему злейшему врагу, но я также понимаю, как тяжело быть родителем. Если что-то идет не так, как хотелось бы, как легко можно обвинить себя. Ответственность родителя намного превосходит все, что я когда-либо испытывала.
— Я был зажат и слаб. Я несколько раз пытался позвонить ей, но бросала трубку, как трус. Ущерб был нанесен. Я знал, что причинил ей боль, я извинялся и просил прощения. Но есть что-то еще, что-то, что она сдерживает. Я не знаю, что это… пожалуйста, скажите мне, что это?
Он смотрит на меня, как потерявшийся маленький мальчик, отчаянно пытающийся найти место, которое он называет домом. Что я могу сказать? У меня есть подозрения, потому что есть части ее истории, которые не сходятся, но это не то место и не тот человек, с которым стоит разговаривать. Это даже не моя история, чтобы ее рассказывать.