По дороге я проверяю свой телефон, который забит сообщениями, пропущенными звонками и несколькими другими уведомлениями. Мой взгляд тяготеет к сообщению Лекса.
Лекс: Ребенок здесь. Скоро увидимся.
Я улыбаюсь, хотя раздражена тем, что он не упомянул пол ребенка, учитывая, что они решили не узнавать, и все ждали. Эрик запустил так называемый «детский пул», и ставки делались на то, какого пола будет ребенок и когда он появится. Кесарево сечение стало решающим фактором, но и Адриана, и Рокки были непреклонны в том, что ребенок появится раньше.
Водитель подъезжает к изогнутому входу, чуть ближе к главным дверям. Мы договариваемся о времени, когда он вернется, и, быстро выйдя, он уезжает по подъездной дорожке и обратно на встречную полосу.
Я подхожу к серым двойным дверям, и, обнаружив мое присутствие, они автоматически открываются в фойе. Мой взгляд метался по открытому пространству, пока я не увидела информационную доску. Вежливо улыбнувшись группе молодых врачей, проходящих мимо меня, я шагаю в сторону родильного отделения, отрывая взгляд от полированного линолеума пола и бросая взгляд на коридор, простирающийся за ним.
Быстро поднявшись на лифте на третий уровень, я еще раз проверяю свой телефон и замечаю плохое покрытие. Там есть еще одна пара двойных дверей с надписью «Родильное отделение». Я с легкостью толкаю их, так как они без труда распахиваются.
В лицо ударяет поток воздуха, теплый, со знакомым запахом дезинфицирующих средств, которым славятся больницы. Когда я иду по коридору, я прохожу мимо другой двери с дозатором дезинфицирующего средства для рук, останавливаюсь на мгновение, чтобы продезинфицировать руки, а затем продолжаю идти к главному столу, чтобы спросить дорогу к палате Чарли.
Через несколько комнат, в конце коридора, я осторожно стучу в дверь, чтобы никого не напугать, особенно ребенка. Дверь распахивается, и первым я вижу Лекса. Все еще одетый в костюм, небритый, он выглядит усталым, хотя и с приподнятым выражением лица.
— Входи, — он ухмыляется, приглашая меня руками.
Маленькими шажками, почти на цыпочках, я прохожу мимо входа и вижу Чарли в кровати — ребенок прижимается к ее голой коже. Ее усталые глаза все еще излучают радость, цвет кожи слегка бледный, несомненно, от истощения за последние двадцать четыре часа.
— Ты пришла.
— Я бы не пропустила встречу... — я прервалась, заметив, что одеяло белое и не дает никаких намеков на пол ребенка.
— Она, — объявляет Лекс, с восхищением откидывая волосы Чарли с лица, — Это еще одна девочка.
— Она прекрасна, — говорю я, не в силах скрыть своего восторга. — У вас уже есть имя?
— Эддисон Элизабет Эдвардс.
— Идеально, — улыбаясь им обоим, я вспоминаю о подарке, который привезла из города. — О, у меня есть кое-что для маленькой Эддисон.
Я лезу в свою большую сумочку и достаю подарочный пакет, передавая его Лексу. Он вытаскивает содержимое — крошечные пеленки с надписью «I Heart NY» на лицевой стороне, а вторая — с тематикой «Янки», так как это их любимая бейсбольная команда.
— Они такие милые, — промурлыкала Чарли, глядя на Лекса, который держал крошечную одежду. — Там, где мама с папой гонятся за судьбой.
Лекс забирает малышку Эддисон у Чарли, прижимая ее к своему плечу. Он в своей стихии, заботливый отец и любящий муж. Странно подумать, что всего четыре года назад Лекс не был тем человеком, которым он является сегодня.
Подойдя ближе, я раскрываю объятия, и Лекс осторожно кладет ее в них. С той секунды, как она лежит в моих объятиях, меня охватывает чувство любящего тепла, когда я смотрю в ее маленькое личико. Поднеся губы к ее лбу, я нежно целую ее и вдыхаю знакомый детский запах. Крошечные пальчики на ножках выглядывают из-под одеяла, болтаясь, чтобы я могла полюбоваться, какие они милые, как маленькие пуговки. Ее головка, покрытая каштановыми волосами, как у старшей сестры, такая хрупкая, что меня пугает мысль о том, что я могу ее сломать.
— Ты готова к Парижу? — спрашивает Чарли, пытаясь сесть. Лекс мягко ругает ее, пока она морщится от боли.
Я тихо киваю: — Да, все вещи собраны и готовы взять Париж штурмом.
— Встретить француза и родить прекрасных французских детей, — Чарли тоскливо улыбается.
— Эй, не думай, что из-за того, что я в родильном отделении, я становлюсь такой глупой, — игриво ругаю я ее. — У меня полно племянниц, чтобы занять меня. Ты будешь выполнять свою роль деторождения, а я свою — баловать их подарками.
Когда Эрик входит в комнату, запутавшись в массе воздушных шаров, начинается суматоха. Они нейтрального цвета — палитра зелени и белого — и, что более заметно, один большой шар с надписью «Yay, baby! Boo, Sore Vagina».
Выпустив свободный смешок, я качаю головой на его поздравления в лицо.
— Ну, — усмехается он, оглядывая меня с ног до головы, — Посмотри, кого кошка притащила в Лос-Анджелес.
— Ты подправил брови? — спрашиваю я, игнорируя его драматическое вступление.
Эрик прижимает руку к груди: — ОМГ, ты можешь сказать? Я просил Хорхе не делать меня похожим на стареющую азиатскую бабушку.
Мы с Чарли одновременно разражаемся смехом. Эрик и в лучшие времена нестабилен, и, без сомнения, мой вопрос вызовет у него комплекс, который я никогда не услышу до конца.
Передав шарики Лексу и поцеловав Чарли в обе щеки, он заглядывает ко мне на руки, чтобы полюбоваться малышкой Эддисон.
— О, Чарли, — плачет он, прижав руку ко рту. — Мазл тов.
— Мы не евреи, Эрик.
— Да, но мой новый сосед — да, и он пытается сделать что-то свое в бизнесе, который мы называем шоу. Я решил расширить свои религиозные убеждения, так сказать, на всякий случай.
— Эм... привет? — мои осуждающие глаза снова блуждают по Эрику, — Ты забыл о ком-то по имени Тристан?
— У него все отлично, — Эрик не может встретить мой взгляд, судорожно сжимая воротник.
— И?
— Он вернется через месяц, так что посмотрим, что будет.
Чарли смотрит на меня, закатывая глаза в то же самое время, когда я скрещиваю руки в отчаянии.
— Ты не можешь бороться с любовью, Эрик, — я тяжело вздыхаю, пытаясь убедить его. — Это как сила, с которой нужно считаться. Все дело во времени. Тристан возвращается, и сейчас твое время.
— Тебе действительно нужно уезжать? — умоляет Эрик, положив голову мне на плечо. — Кто еще сможет отговорить меня, когда дело доходит до принятия плохих решений?
— Эм... ты забыл обо мне? — Чарли надулась, бросив раздраженный взгляд, — Честно, Эрик. Ты не думаешь о более широкой картине. Кейт в Париже означает связи с французскими мужчинами.
Глаза Эрика расширяются от любопытства, пока Лекс читает лекцию Чарли о поощрении поведения Эрика.
И в тот момент, когда я могла бы легко отговорить себя от поездки, оставаясь в месте, где все знакомо и удобно, еще одна причина моего предстоящего отъезда стоит у двери.
Ной.
Прошло почти четыре месяца с тех пор, как он переступил порог моего офиса и, по сути, положил конец нашей дружбе. Я предвидела, что это произойдет, и почувствовала, что Морган сомневается в нашей дружбе, отсюда и его отдаление. Поэтому я сделала единственное, что могла сделать — облегчила ему задачу и сфальсифицировала свое счастье.
Другого выбора вроде как не было.
Мои чувства размыли границы дружбы между нами, и какая у меня была надежда влюбиться в человека, который был влюблен в кого-то другого? Как и подобает хорошему деловому решению, я разорвала отношения и пожелала ему счастливого пути без всяких обид.